Донбасский декамерон

Перестала быть надежной опорой и церковь, ее авторитет падал с каждым проигранным сражением, с каждым убитым в бою или расстрелянным. Вот уж поистине была радость врагу рода человеческого.

Капитан Павел Макаров рассказывал, как однажды забрел со своей красно-зеленой шайкой в Херсонесский монастырь. И там у него состоялась странная беседа с игуменом, узнавшим в «партизане» бывшего адъютанта:

«– А скажите, Павел Васильевич, Май-Маевский религиозный человек?

Я рассказал о том, как в Харькове, набравшись смелости, я спросил генерала:

– Ваше превосходительство, вы не верите ни во что, но почему же вы креститесь на парадах?

– Капитан, – ответил Май-Маевский, – вы слишком молоды и не понимаете, что для простого народа это необходимо».

Конечно, Макарову можно не верить. Можно считать, что он оболгал бывшего благодетеля. Да и вообще, историкам известны слова Врангеля в тот период: «Совершенно необходимо проведение ряда мер для повышения нравственного уровня в войсках, в том числе духовно-религиозного воспитания». С этой целью он утвердил в должности «епископа армии и флота» епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова).

Однако же сам Вениамин в своих воспоминаниях с горечью пишет о другом:

«Авторитет Церкви вообще был слабый. Необходимо сознаться в этом. Голос наш дальше храмовых проповедей не слышался. Церковь, архиереи, попы, службы, молебны – все это для белых было лишь частью прошлого старого быта, неизжитой традиции…

Признаюсь: не очень я верил в их ревность по вере. Помню, как в Александровске при крестном ходе в штабе стояли офицеры за окном и небрежно курили, смотря на процессию с абсолютным равнодушием, думали, что их никто снаружи не замечает. А я отлично видел».

В эмиграции же падение нравов, подготовленное Гражданской войной, продолжилось с еще большей силой.

Белогвардейский казак Иван Лунченков описал, что случилось с церковными ценностями, которые «спасли от большевиков»:

«В 1922 году в Катарро прибыла группа американских миллионеров. Осмотрев ценности, они заявили, что в таком виде, боясь скандала и огласки, они их не купят – необходимо все обратить в лом. Для крушения ценностей была приглашена офицерская молодежь, всего около 40 человек.

Ломались траурные венки с гробниц исторических лиц, ризы с икон, вынимались камни, серебро дробилось в муку. По итогам работы, которая длилась 2 месяца, были уложены 700 ящиков по 15 пудов каждый, т. е. больше 10 тыс. пудов. От американцев были получены 50 млн франков. Деньги переданы лично Врангелю».

В монархическую идею к осени 1920 года верили отдельные люди вроде Май-Маевского. Верили, образно говоря, с пулей в сердце, которую давно приготовили для себя к роковой развязке в Крыму. Об этом свидетельствует и известный факт, что монархисты не были в чести у белоэмигрантов. Нет, убиенного императора и его семью чтили, исторических русских царей тоже, а вот в идею не верили. Ну, почти.

Да и сам Врангель, как написал о нем историк Вячеслав Зарубин, «будучи монархистом, не стремился возрождать монархию, прекрасно понимая ситуацию. Все его реформы были шагами вперед: и аграрная, и земская, и языковая. Ведь именно он пошел на то, что фактически дал статус украинскому языку в тех частях Северной Таврии, где находились его войска. Он вел переговоры с представителями украинского национального движения, был готов даже дружить с Махно».

Трудно описывать и суть внешней политики Врангеля. Она была крайне противоречива, как и у всякого политика, не имеющего за спиной крепкой и надежной ресурсной базы.

Надо сказать, что бывший выпускник Петербургского горного института инженер Петр Врангель хоть и стал военным, мыслил, конечно, технологически. Он был одним из немногих в окружении Деникина, кто призывал отказаться от самоубийственного похода белых армий на Москву.

Он считал, что первостепенной задачей является прорыв навстречу Колчаку, объединение всех белых сил, а уж потом, на базе природных ресурсов и производственных районов русской территории от Одессы до Сибири, следует начинать победоносный марш на Белокаменную.

В Крыму Врангелю пришлось изворачиваться всеми доступными методами. Он заигрывал с немцами, поляками, петлюровцами, грузинами, британцами, французами и греками. Он искал выходы на американцев. Беда его и остатков Белого движения, окопавшегося в Крыму, была в том, что им нечего было предложить Западу за поставки вооружений, продовольствия, техники. Разве что большую часть Родины.

В действиях белых крымского периода уже нет уверенности Деникина ростовско-харьковско-одесского периода наступления. Уловив ревность Франции к английским поползновениям на Кавказе, Врангель предложил бывшим союзникам обещания типа: когда я буду в Москве, вы получите все.