Со мной в госпитале, - продолжил, не успокаиваясь, улан, - поручик лежал один, из приват-доцентов, учёный по японской истории. Он рассказывал - у японцев как бывало? Во время боя князь сидит на холме позади своих войск, и каждый, кто оглянется, видит - князь на своём месте! Командиры командуют, а князь сидит спокойно, недвижно и этим замечательно здорово действует на войска.
Так и наш народ привык, что в беломраморном дворце в Питере сидит царь-батюшка, Божий помазанник, всеобщий властелин - и на этом стояла и стоит русская земля! Исстари это велось и иначе не бывало!
Офицер заключил в сердцах:
– А тут вдруг сам царь и пренебрёг! По святому народному - копытом-с!
– Вы что же, господа, - прапорщик Калинчин несказанно волновался, - забыли, что на государя ополчилось всё окружение?
– Ну и пусть бы свергли! - резнул ротмистр. - Это не сломало бы народных представлений о мироздании. Русские люди бы поднялись: вернуть престол царю! бей изменников!
– Потому и не решились бы свергать, - сказал до сих пор молчавший сотник и по-мужицки поплямкал ртом, затягиваясь самокруткой. - А чтоб прикончить бузу в Питере, - проговорил с недоброй весёлинкой, - тамошних сил бы хватило. Но им нужен был ясный, прямой приказ императора - действовать по военному времени! как в девятьсот пятом было, когда семёновцы поработали. Полковник Риман имел приказ: «Пленных не брать, пощады не давать!» (15)
Есаул воскликнул с острым мучением в тоне:
– Почему государь не предложил престол Николаю Николаевичу? Тот унял бы и думу, этих трепачей-адвокатишек, и разнузданную шваль в солдатских совдепах!
Прокл Петрович, предупредив, что не хотел бы обидеть лиц немецкого происхождения, коли они есть среди его собеседников, сказал:
– Ни отрёкшийся царь, ни Николай Николаевич, ни Михаил Александрович, - имена он выговорил с лёгким презрением, - не годятся по той причине, что они - люди с чужими паспортами!
Ротмистр, занявшийся жареной уткой, крякнул - то ли от наслаждения жарким, то ли от услышанного. Есаул и Антон Калинчин вперили в Байбарина пытливые взгляды, какими буравят человека, заподозрив, что он не тот, за кого себя выдал. Сотник, сидя в табачном дыму, как в коконе, ухмыльнулся хитрецкой мужицкой ухмылкой и почти прикрыл щёлочки глаз.
Прокл Петрович, не замечая, что пальцами отбивает по столу такт, начал в тревожном вдохновении:
– Народ пребывал и пребывает в убеждении, будто его царями были Романовы, тогда как это - Гольштейн-Готторпы!
Он разъяснил, что государь одного из германских государств - герцогства Гольштейн - был преподнесён русскому народу под фамилией Романов. К обманутым отнеслись более чем пренебрежительно: их царь Пётр Фёдорович у себя на родине по-прежнему оставался Карлом Петером Ульрихом фон Гольштейн-Готторпом.
Что подмена династии может открыться, беспокоило самодержцев Голштинского Дома. Почему они и оберегали столь ревниво своё неограниченное самовластие, ненавидя всякую возможность свободного народного волеизъявления.
– Во всех странах Европы, - Байбарин подчёркивал голосом важность произносимого, - давным-давно действовало народное представительство, те же болгарская и сербская монархии не жили без парламента. И лишь в России до 1906 года не имелось никакого его подобия. (16)
Прокл Петрович напомнил о практиковавшихся вплоть до 1904 года телесных наказаниях.
– Немцев-колонистов - тех нельзя было высечь. А русских крестьян, солдат, матросов секли! - воскликнул он так, словно был уверен, что его возмущение разделят.
Есаул, оттопырив губы, процедил:
– Порка и ныне полезна.
Байбарин, глядя в его враждебно потускневшие глаза, произнёс с вкрадчивой подковырочкой:
– На немцев цари, никак, пользу эту жалели... А что находили полезным для немцев? Собирать по Германии желающих и перевозить за счёт русской казны, относя сюда и кормёжку, в российские пределы. В паспорта вписывали гордое «колонист-собственник», - приводил подробности хорунжий. - Русские мужички загодя им дома строили. (17) Немцам давалась бесплатно земля, беспроцентная ссуда. Они не подлежали воинской службе, с них не взимали налогов.
Он обвёл взглядом собеседников:
– Ну, а что наши мужички имели и как им доставалось - полагаю, и без меня известно-с.
Ротмистр раздумчиво вставил:
– Случалось, едешь по немецкому селу - дома каменные, процветание. Ни одного оборванного не увидишь, лица самодовольные. Неужели, себя спросишь, это крестьяне?
– Колонисты! - поправил Прокл Петрович и продолжил с насмешливым умилением: - Я вам, господа, фактики. Александр Суворов после своих потрясших мир побед, после великой своей службы был отправлен в ссылку - за нелестный отзыв о прусских порядках в армии. Умер в опале. А немецкий офицер Беннигсен, изволивший на русскую службу пойти? Только за участие, под началом Суворова, в польской кампании 1794 года был произведён в генерал-майоры, награждён золотой в бриллиантах шпагой с надписью «За храбрость», получил другие награды и - главное-то! - получил тысячу с лишним крепостных!