Донесённое от обиженных

– Он? - недовольно переспросил зять. - Как сказать... У него своих разбирательств достаточно. Исполком берёт суммы немаленькие, распределяет, и, я думаю, не обходится без... без неурядиц.

– На что же идут суммы? - полюбопытствовал Прокл Петрович.

– Больше всего, полагаю, на военные нужды...

Баймак теперь располагал своей боевой единицей: отрядом в сто с лишним красногвардейцев. Несколько недель назад он поступил в распоряжение Оренбурга и использовался против белых партизан.

Хорунжего интересовало: что же, оренбуржцы отступились от золота?

– Да осталось-то совсем незначительное количество, - словно бы с облегчением сказал Лабинцов. - Вся надежда на кустарные промыслы.

Байбарин хотел подковырнуть: «А на губернскую рабоче-крестьянскую власть не надеетесь?» - но сдержался.

– С вашим советом, выходит, губерния поладила. А как они к тебе? - спросил он.

Лабинцов ответил с неохотой к теме:

– Не трогают.

Прокл Петрович напомнил, что ему было рассказано об эпизоде с гологлазым, когда миг отделял зятя от удара пули в грудь.

– Они без крови-то не могут.

Однако зять, после того как «впечатления отстоялись», уже не верил, что уполномоченный действительно решил убить его.

– Беда нашего времени - невероятная поспешность, - начал объяснять Семён Кириллович. - Неожиданности так и сыплются, и мы делаем выводы в жаркой спешке. Действительность, бесспорно, тяжела, но в нашем сознании она принимает совсем уж уродливые образы. Надо понимать, что разгулялась не какая-то небывалая жестокость, а на нас налетает шквал поспешек. За ним всё придёт в равновесие.

Прокл Петрович раздражённо безмолвствовал, не давая себе возмутиться. Зять почувствовал неудобство.

– Но ты же не обольщаешься насчёт белых? - сказал обеспокоенно. - Или мы всё-таки... идейно - в разных лагерях?

У хорунжего во все эти дни как-то не легла душа открыть о разгроме красного отряда, о своей роли. Зять знал только, что Байбарины спасались, ожидая: красные сожгут их усадьбу. Это вполне отвечало духу той поры: усадьбы горели, и их владельцы не всегда оставались в живых. По рассказу тестя, беженцы добрались до белоказачьей станицы, но там «получилось несогласие», «поворачивалось довольно худо», и они, презрев дальнее расстояние и опасности, направили стопы к дому дочери и зятя.

Сейчас, после обращённых к нему вопросов, хорунжий ощутил готовность рассказать, в чём он «не согласился» с белыми, углубиться в это, развить выношенную идею. Он приступил к тому, что уже знакомо читателю: как фон Гольштейн-Готторпы присвоили фамилию вымерших Романовых и втёрли народу очки, будто они - русская династия.

Лабинцова нимало изумила погружённость тестя в историю, он остановился на дороге и, полузакрыв глаза, улыбался недоуменно и снисходительно. Прокл Петрович объяснил, что не один год собирал сведения, вёл переписку со знающими людьми, заказывал у книготорговцев нужные издания, занимался в библиотеках.

Он стал разворачивать перед зятем своё понимание Февраля и его последствий - «прорвавшегося народного возмущения чуждым, искусственно насаждённым порядком». Рассуждая, доказывая, Байбарин напоминал о том, что сообщали историки, высказывали писатели. Однако он был лишён возможности узнать немало того, что подкрепило бы его точку зрения, и мы придём на помощь нашему герою.

Читатель наверняка встретит кое-что знакомое, и мы просим нам это простить: знакомо-то оно знакомо - но в более или менее устоявшемся освещении. Почему бы не примерить иной взгляд?

45

Оправдан ли риск вызвать приговор: это отступление, добавляясь к тем, что уже были, «окончательно убивает» действие? Допустимо ли - уже слышим мы раздражённое - так «нашпиговывать» роман историческими справками, публицистикой, пояснениями «лекционного характера»? В то время, когда хочется знать, что было с героями дальше, всё это отвлекает, мешает и в итоге отбивает интерес к чтению.

Да, но если без добавляемых фактов нельзя оценить то, что думают и что делают герои? Если оно не может не проситься на свет: всё отличающее главного героя, хорунжего, от людей его эпохи? Убеждения, которые ведут его этим, а не иным путём, требуют и рассказа о том, на чём они зиждятся. Точно так же, как, сказав о зажжённом ночью фонаре, надобно упомянуть и о предметах, выхваченных его светом из тьмы. Не менее уместно и знание, взял ли путник с собою в дорогу запас съестного? Или нет - но зато он несёт соль, без которой живут в тоске многие, имеющие вдосталь муки и картофеля...