Поэтому его сначала чуть ли не на межгосударственном уровне вытянули. Вопрос очень высоко согласовывался. А потом у него оказался личный оппонент — муж сотрудницы, попавшей к Селиванову в сети. Он их службе безопасности помог вычислить пароль, а они закрыли глаза на то, что поработал с селивановской техникой, — удалил компромат на свою жену. Ну и, очевидно, эту электроаварию придумал, которая произошла, когда Селиванов сел за свой компьютер и хотел всю эту грязь извлечь. А может, кто другой постарался, а на него просто пальцем указали. Впрочем, точно об этом мы уже никогда не узнаем. Не исключаю даже, что и из небесной канцелярии решили вмешаться и дела подправить.
— Извините, что-то раньше не замечал за вами религиозных пристрастий, товарищ подполковник, — Иван начинал привыкать к информации, которую услышал. — Но откуда всё это стало вам известно?
— В Бога я с детства верю, бабушка научила. Но в своего Бога, без посредников, — Сердюков говорил спокойно, без тени обиды. — А новости — не поверишь! — из интернета час назад извлёк Потом проверил по своим каналам. Барышня, у которой были отношения с Селивановым, проболталась подруге, а та по секрету начальнику рассказала. В результате один из чиновников специально слил часть этой истории в интернет, чтобы привлечь к скандалу внимание и убрать некоторых конкурентов.
Выборный штаб под руководством Ивана работал профессионально и с огромным энтузиазмом. На финишной прямой рейтинги их политсилы резко поползли вверх, не оставляя шансов конкурентам. Но Иван не притормаживал ни на секунду. До финиша — не расслабляться.
И вот он, результат! Уверенная победа. Трудная, настоящая, выстраданная. Одним из первых поздравить Черепанова позвонил Бальцерович:
— Могу с гордостью констатировать, дружище, что отныне твоя цена на рынке как великого стратега и организатора выборного дела существенно возросла, — Михаил Евгеньевич явно пребывал в добром расположении духа. — Когда дойдёт до меня очередь пожать руку столь великому человеку?
— Да хоть сейчас готов предстать перед тобой в любом удобном месте, — Иван вдруг вспомнил про долг и расписку, но сейчас, на фоне победы на выборах и повергнутого Селиванова, это уже не было столь критично, как несколько месяцев назад, и не так давило на мозги. Шутка ли, из такой передряги выбраться! Обидно, конечно, что похищенные Селивановым деньги так и не удалось вернуть. Но теперь Ивану была обещана солидная премия. Также возникли возможности спрямления на его телекомпанию новых рекламных потоков, что гарантировало в ближайшее время дополнительные заработки. И если договориться о реструктуризации долга, то можно считать вопрос закрытым…
— Тогда жду тебя в офисе через часок, — Михаил Евгеньевич превратился в саму любезность.
…Бальцерович выбрался из своего уютного кресла навстречу Черепанову, оживленно хлопнул его по плечу и обнял, как старого друга.
Ещё раз поздравив Ивана с успешным завершением выборной кампании, Михаил Евгеньевич хитро прищурился и сообщил:
— А я, честно тебе признаюсь, с самого начала не сомневался, что всё у тебя получится, но просто виду не подавал, чтобы ты раньше времени булки не расслаблял. Так что давай по рюмке поднимем — есть за что…
Когда вслед за бокалом коньячка дошла очередь до лимончика и шоколада, Бальцерович сделал театральный жест и воскликнул:
— Ой, чуть не забыл, у меня же для тебя имеется подарочек — скромный правда, — он достал из внутреннего кармана свёрнутый вчетверо листок бумаги. — Держи свою расписочку. Ты больше никому ничего не должен. Живи, радуйся и керуй своей бессмертной телекомпанией до ста лет.
Черепанов опешил от неожиданности. Вот так легко и просто, как возникла в его жизни эта невероятная по масштабам проблема, точно так же она, выходит, и рассосалась? Иван сам не заметил, как его сдержанное обычно лицо осветилось блаженной улыбкой.
— Но, Миша, это слишком дорогой подарок
— Полно тебе кокетничать, как красной девице. То, что нам удалось сделать, с лихвой перекрыло все издержки. Так что забудь, — Бальцерович взял из рук Ивана расписку, неспешно порвал её на мелкие кусочки, положил в пепельницу и щёлкнул зажигалкой.
Затем вновь наполнил бокалы.
— Давай моего Серегу помянем, который за дело наше правое жизнь отдал, — Михаил Евгеньевич враз изменил тональность беседы с празднично-весёлой на серьёзную и слегка гнетущую. — Я его семье пенсию назначил, детей выучить пообещал. Я же христианин, ты знаешь. У меня со своими всё по-людски. Они мне преданы — и я их не обижаю.
Когда бокалы были опорожнены, Бальцерович как бы невзначай поинтересовался:
— Иван Сергеевич, я ведь тебе пособил немножко?
— Немножко?! Не то слово, Миша, такое дорогого стоит и не забывается, — несмотря на минор последних фраз, Иван находился всё же в приподнятом расположении духа.