Донор

Первым делом он хотел поставить камеры в подвале. Там было интереснее всего. Интереснее и страшнее. Именно там зачем-то ободрали стену, именно там ему казались какие-то твари. Хотя сейчас ему мерещились твари по всему дому. Костя подозревал, что видеонаблюдение может ему открыть нехорошие стороны его близких, но его это не остановит.

Уже спускаясь в подвал по лестнице, он услышал голоса.

* * *

Наташа остановила Алексея. По лестнице кто-то спускался, и Наташа очень боялась, что это либо Фарида с вывернутой на сто восемьдесят градусов головой, либо свекор с мерзкой ухмылкой сексуального маньяка. Она даже напряглась.

Это был Костя. Он остановился, осмотрел их и прошел к верстаку. Поставил спортивную сумку и, не поворачиваясь к женщинам, произнес:

— Я бы съел что-нибудь.

Наташа посмотрела на Олесю, а потом туда, где еще минуту назад стоял Алексей. На крошеве штукатурки лежал листок с молитвой или заклинанием. Наташа подняла его и направилась к лестнице. Остановилась, пропуская сестру вперед, и сказала, пугаясь собственного голоса:

— Обед через сорок минут.

Шагнула и снова замерла, будто что-то вспомнив. Повернулась к мужу, тот так и не отвлекся от содержимого сумки.

— Надеюсь, что за столом будет только семья.

Она намеренно выделила слово «семья». Будто точку поставила. И пошла наверх.

Сестры накрывали на стол в абсолютной тишине. Наташа моделировала возможные ситуации. Она верила всему — призрак бывшего хозяина, мумии его семьи, колдунья-сиделка, сумасшедший свекор, череда отвратительных видений — тут только умалишенный не разглядит, что с их домом что-то не то. Наташа даже начала подозревать, что у Алексея… У мертвеца Алексея, если быть точнее. У него какая-то своя цель, которую он сам по вполне понятным причинам не может воплотить в жизнь. Он намеренно обманывает их, чтоб удержать здесь, как помощников. Что, соберись они сейчас и уйди, все закончится и не будет никакого преследования.

— Ты ее выгнала? — голос Кости отвлек от, казалось, таких спасительных мыслей.

Она повернулась к нему, вытирая руки о полотенце.

— Нет…

— Ее нет в комнате. И отца тоже.

«Ты на потолке посмотри», — хотела сказать Наташа, но решила, что для юмора даже черного сейчас не самое подходящее время.

— Может, она сама додумалась, что ей здесь не рады?

— И ушла без расчета? А бывшего пациента прихватила в качестве компенсации…

— Не начинай. Твой отец сейчас сам кого хочешь прихватит в качестве компенсации.

— Извините, что встреваю, — подала голос Олеся. — Но мне кажется, кто-то есть на втором этаже.

«Или на потолке первого», — подумала Наташа и прислушалась.

Там действительно кто-то был, но шум был невнятный, будто бормотание старика за стеной. Кто-то что-то перекладывал, таскал, ходил. Непрекращающийся и монотонный шум, который раздражал и пугал. Кто-то бегал по комнатам, судя по звуку, небольшой, скорее всего, ребенок; мужской голос бубнил, а женский что-то напевал. И вот эта вся какофония звуков наводила ужас. Желание убраться из дома поскорее появилось вдруг и прогнало прочь то высокое чувство ответственности, возложенной на них. Наташа не чувствовала теперь себя той единственной спасительницей человечества от демонов-захватчиков. Она вновь была ребенком, которому хотелось прижать к себе неваляшку, так сильно, чтоб бубенцы даже и не колыхнулись внутри, и залезть в какой-нибудь дальний угол.

— Ну что, мы так и будем стоять? — спросила Олеся, вырвав сестру из ее укрытия. Неваляшка отозвалась бубенцами. В реальности.

* * *

Костя поднялся первым. Олеся с Наташей были на пять ступеней ниже, и желания догнать Кабанова не было ни у одной из сестер. Что-то не нравилось им в позе Кости, в том, как он остановился, как пристально высматривал что-то в коридоре. Потом его плечи затряслись. Наташа даже подумала, что ей показалось. Но то, как Олеся сжала ей руку, отбросило все сомнения — не показалось. С Костей действительно что-то происходило. Он всхлипнул — сначала тихо, а затем — не скрывая горя и слез.

— Костя, что случилось? — Наташа не могла оставаться безучастной.

Она медленно подошла к мужу. Его плечи все еще подрагивали, хотя плача не было слышно. Неслышно было вообще ничего. Ни единого звука.

— Костя? — Наташа дотронулась до плеча Кости. — Ты слышишь Илюшу?

И тут впервые раздались звуки, которые и вызывали дрожь в плечах мужчины. Наташа услышала смех. Подонок трясся от смеха. Наташа не испугалась; она была раздосадована, взбешена. Смеяться в сложившейся ситуации, когда они напуганы, — все равно что танцевать голым в филармонии. Этого никто не ждет.

Наташа хотела ударить супруга, когда он уже смеялся в полный голос. Он осел на пол, и только теперь Наташа увидела, что перед ними стоит покойная свекровь. Шесть мохнатых сегментированных лап были сложены на груди и животе женщины.

— Мама? — вырвалось у Наташи.

— Юра? — раздалось за спиной, и старуха-насекомое исчезла.

Наташа обернулась на Олесю, едва подавив желание расцеловать сестру.

— Не звони больше сюда! — крикнула Олеся и отключила телефон. — Извини.

Наташа подошла к ней и все-таки обняла.