Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

Из обвинительного заключения: «Одновременно при обыске за иконами был обнаружен нож, которым совершено убийство».

Следствие велось в течение двух с половиной месяцев. Тщательное изучение имеющихся у нас секретных документов, опубликованных материалов суда, показаний свидетелей и очевидцев обнаруживает многочисленные противоречия и неувязки в ходе следствия и судебного процесса.

Братья Павлик и Федя пошли в лес за клюквой. Когда, куда и кто знал о том, что они учили, ни следствие, ни суд не выяснили. Суд не задал вопроса, почему в течение трех суток никто не начал искать пропавших детей. Почему не обратили внимания на вернувшуюся с воем из лесу без детей собаку Морозовых?

Отдельные факты в цепи тех трагических событий существуют одновременно в нескольких вариантах, и суд не уточнил, какой вариант соответствует истине. Осталось невыясненным, когда точно совершено убийство. В лесу, на месте убийства, не сделано ни одного фотоснимка. Следователи вообще там не побывали, не видели трупов, не зафиксировали следов преступления и даже не описали место убийства. Участковый милиционер Титов, один, без свидетелей, написал и подписал «Протокол подъема трупов», обнаруженный нами в архиве Свердловского историко-революционного музея в виде фотокопии. Подлинник, возможно, если не уничтожен, есть в недоступном для нас архиве. В цитатах сохраняем орфографию и стиль документа.

В протоколе, написанном от руки на одной странице, сообщается, что он составлен 6 сентября в 1 час дня в присутствии крестьян, подписи которых отсутствуют. Происшествие описано в протоколе приблизительно, деталей мало: Павел лежал головой в восточную сторону, второй труп, Федора, головой в западную сторону. О Павле: «В левой руке разрезана мякоть и нанесен смертельный удар ножом в брюхо, в правую половину, куда вышли кишки, второй удар нанесен ножом в грудь около сердца». «Протокол подъема трупов» указывает, что ударов ножом было два, раны три. Позже, после похорон, газета «На смену!» уточнит, со слов следователя, что Павлу нанесены не три, а четыре ножевые раны. Журналист Смирнов, обвинитель на суде, напишет: «После пятого удара ножом в грудь Павлик лежал мертвым». Коллега Смирнова Губарев через тридцать лет вспомнит показания свидетелей, что на теле Павлика судебно-медицинская экспертиза обнаружила 16 ножевых ран[7].

«Протокол подъема трупов» сообщает о Федоре: «Нанесен удар в левый висок палкой и правая щека испекшей кровью, раны не заметно. И ножом нанесен смертельный удар в брюхо выше пупа, куда вышли кишки, и так же разрезана правая рука ножом до кости». Позднее писатель Губарев скажет: Федор убит не палкой, а ножом в затылок.

Суд не установил, хотя и записал в приговор, что Павлик лежал в мешке. Свидетели утверждали, что никакого мешка не видели. Задрана рубашка красного цвета, но не в крови. Клюква, которую убийцы высыпали из мешка, дала обильный темно-красный сок. Этот сок и окрасил мешок или рубашку. Экспертизы ни этого мешка, ни одежды не проводилось.

Очевидцы показывали: протокол составлен милиционером Титовым не 6 сентября, а на самом деле позже, задним числом, когда приказали его составить. В деревне имелся фельдшер, которого позвали родственники. В блокноте первого журналиста, прибывшего в Герасимовку, Соломеина, среди записей показаний очевидцев находим возмущенные слова дяди Павлика, Онисима Островского: «Ведь нужно только описать раны. Они не ограблены, не задавлены, вином не опились, а злоумышленно убиты»[8]. Фельдшер наотрез отказался заменять патологоанатома. И все же он был единственным представителем медицины, который видел трупы.

Причину отказа фельдшера можно понять: время настало такое, что он просто побоялся это сделать. Но ни следователи, ни суд его даже не опросили, хотя фельдшер мог наверняка сказать больше, чем написано полуграмотным милиционером в «Протоколе подъема трупов». Суду было известно, что в деревню позвонили из Тавды и велели похоронить детей до приезда следователя, но суд не выяснил, кто отдал распоряжение срочно похоронить.

Свидетели на суде говорили о торжественных похоронах пионера. Очевидцы, однако, рассказывали нам, что грязная телега с трупами подъехала к деревне. «Уложили мертвых детей на пол, возле двери, безо всего, без одежды, — вспоминает последняя учительница Павлика Морозова Зоя Кабина. — Мать увидела мертвых своих детей и потеряла возле телеги сознание. Ее в бесчувственном состоянии положили на ту же телегу возле мертвых детей и всех троих отвезли домой».

В неопубликованных показаниях очевидцев, записанных журналистом Соломеиным, имеется высказывание Онисима Островского: «Гвоздей (чтобы сколотить из досок гробы Павлу и Федору. — Ю. Д.) нет. Узнал, что в сельсовете есть телефонная проволока. Делал гвозди сам у соседа в кузнице. Хоронили одни. Никто не помогал хоронить. Не дали ни материи, ни досок. Не хватило гвоздей». Власти нс участвовали в похоронах убитого героя.