Когда возможно, артисты брали с собой провизию, но обычно питание и проживание концертной бригаде обеспечивала та воинская часть, в которой они выступали. В перерывах между поездками артисты питались при театрах и в столовых для работников искусств, получая рабочую продуктовую карточку. Тем не менее многие продукты являлись дефицитом или стоили очень дорого. Впечатления о тяготах военных лет у различных людей остались разные. Несомненно, все зависело от размера зарплаты, которую получал артист, от наличия или отсутствия поддержки со стороны семьи. Имеется очень мало информации о прозаических, бытовых подробностях жизни, но из отрывочных комментариев можно сделать вывод, что военные изо всех сил старались обеспечить артистам комфорт, насколько позволяло военное время. В одном из дневников упоминается, что в авиационном полку бригаде выдали столько продуктов, что артисты не только в тот день наелись досыта, но им этого запаса хватило до конца поездки [Филиппов 1975: 57–58]. В госпиталях тоже полагалось кормить выступавших артистов, но Елизавета призналась, что старалась не есть там, не объяснив причины. Иногда артистам готовили особое угощение. Вера вспоминала, как повар испек на костре для женщин-артисток «наполеон». По ее словам, он пах дымом и был невероятно вкусный (Баскина, интервью, 06.11.1990). После исполнения новой версии «Синего платочка» Шульженко и Максимов получили на Волховском фронте ценный подарок: по куску торта и стакану клюквы. Когда у Шульженко от пения на холоде заболело горло, комендант клуба умудрился достать для нее стакан горячего молока – неслыханная роскошь по тем временам [Шульженко 1985:98; Луковников 1975:60–63; Бирюков 1988: 237–240]. Обычный суточный рацион был хотя, наверное, и питательным, но куда более скромным, что порой вызывало жалобы. Осенью 1943 года бригада Орлова провела на острове Лавенсаари более трех недель, давала по нескольку представлений в день для экипажей катеров и подводных лодок. Все это время артисты питались кашей из проса – единственного имевшегося продукта. Дефицитом были не только продукты. У киномеханика имелся один-единственный фильм, который в конце концов от скуки стали крутить задом наперед [Орлов 1991: 122]. Рина Зеленая рассказывала о поездке с бригадой Большого театра на Карпаты в 1944 году: «Пока сидим у костра, и повар кормит нас гороховым супом (наступление, не успевают подвозить продовольствие, опять дают горох). <…> Будят нас на рассвете, холодно, хочется спать и в то же время хочется горячего чаю. Вместо кипятка получаем все тот же гороховый суп» [Красильщик 1987: 264,266].
Почти все без исключения бригады были смешанными по составу, в них входили и мужчины, и женщины. В военных ансамблях женщины состояли на добровольных началах, а мужчины служили, исполняя воинскую обязанность. В гражданских коллективах мужчинам, судя по всему, предоставлялось освобождение от призыва в действующую армию, чтобы они продолжали артистическую деятельность. Исключения, которые удалось обнаружить, – это Краснознаменный ансамбль, который являлся чисто мужским коллективом, и несколько женских групп, которые возникли еще до войны. Хор имени Пятницкого был обеспокоен слабым контингентом певцов-мужчин и объявил набор новых голосов. В сельской местности и городах, менее затронутых войной, где в ходе мобилизации мужчины (и часть женщин) были призваны в регулярную армию, процент женщин в сфере искусства мог оказаться выше. В качестве примера можно привести Клару Машарскую, которая в Уфе работала флейтисткой в оркестре оперного театра. Однако статистических данных, подтверждающих или опровергающих данное предположение, найти не удалось, а проведенное исследование показало, что в театрах, шефских бригадах, военных ансамблях и гражданских коллективах, обслуживающих фронт, а также в больших хорах состояло почти равное число мужчин и женщин.
Смешанный гендерный состав бригад, несомненно, делал представление более зрелищным, но он же создавал определенные трудности в быту. По возможности, женщинам выделяли отдельное помещение для сна или хотя бы отделяли их занавеской из простыни. Баскина вспоминает, что в одной воинской части на севере ее и другую артистку поселили в теплую избу. Где спали мужчины, она не сообщает. Немногим более известно о том, как совершались интимные гигиенические процедуры, – например, как женщины ходили в туалет, мылись или справлялись с критическими днями, но все единодушно сходятся в том, что условия были тяжелые, возможность уединения почти или полностью отсутствовала. Елизавета вспоминала, как однажды на Дальнем Востоке она, в концертном платье и на каблуках, не могла отойти в поле, чтобы справить нужду, и тогда мужчины дали ей ведро, повернулись спиной и подняли шум, чтобы не смущать ее. В прифронтовой зоне отходить в сторону в поисках кустов было опасно из-за риска нарваться на мину или снайпера.