Песня и искусство в целом служили еще одной цели. Гитлеровская пропаганда в странах Оси провозгласила славянскую культуру неполноценной. Тот факт, что искусство сохранилось и процветало во время войны, опровергал эти порочащие утверждения. Как заметил Томофф, «музыка давала отпор нацистским заявлениям, что советская (или русская, славянская, неарийская) культура является недочеловеческой и заслуживает полного истребления» [Tomoff 2006:78]. Хотя бытование, распространение и исполнение военных песен составляло лишь часть более обширного «художественного фронта», который изобиловал жанрами, критическими статьями и обзорами, посвященными советскому искусству, все же песни являлись фундаментальной частью доказательства полноценности национальной культуры. Эта русская гордость за свое искусство и свою победу проявилась необычным образом. В начале 1990-х годов многие люди военного поколения отказывались от посылок с гуманитарной помощью, которые Германия отправляла в особо трудные годы переходного периода в 15 республик (автор лично стал свидетелем такого поступка во время пребывания в Москве, а также слышал об этом от других). Люди продолжали усматривать в действиях немцев презрение, а не гуманизм.
Слова песни важны, потому что они несут ее когнитивное послание, поэтичное или романтичное, мстительное или повелительное. Текст дает слушателю подсказку, служит указателем на функцию песни; он также помогает унифицировать коллективное восприятие этой песни. Текст сужает диапазон интерпретации инструментальной музыки, которая сама по себе, без слов, допускает куда большую свободу трактовок. Однако мелодия является неотъемлемым элементом песни, и она также влияет на слушателя, но на другом уровне, чем текст. Некоторые песни были созданы на основе существующих мелодий, что давало слушателю ощущение встречи со старым знакомым – оставалось только выучить слова. Кроме того, использование известных мелодий позволяло людям, даже лишенным музыкального таланта, создавать свои собственные версии песен. Как говорилось, убедительным доказательством этого является обилие различных текстов на мелодию «Катюши». Люди, у которых была собственная версия этой песни, вспоминали ее, слушая общепринятую версию, и чувствовали особую интимную связь с этой мелодией благодаря личным ассоциациям.
Если мелодия была создана во время войны, то ветераны, услышав ее позже, возвращались в прошлое, у них вспыхивали чувства, испытанные когда-то. Поскольку с песней связаны, как правило, хорошие моменты фронтовой жизни, то и воспоминания оказывались положительными. Ветераны могли насвистывать песню, напевать ее, вспоминать в особых случаях, тем самым сохраняя и передавая следующему поколению.
Как исполнители, так и слушатели отмечают, что с ситуациями, когда звучали военные песни, связаны, как правило, положительные ассоциации. Солдаты встречали артистов на фронте цветами, подарками и словами благодарности. Артисты чувствовали себя полезными и значимыми, хотели как можно лучше и петь, и выглядеть. Клавдия Шульженко вспоминала: «Там, на фронте, я поняла, что есть для артиста наивысшая награда – это улыбка, любовь и признание солдат, для которых наших искусство – абсолютная необходимость» [MacFadyen 2002: 152]. В мемуарах люди признаются, как услышанная музыка побуждала их задуматься, погрузиться в свой мир и даже заплакать. Иногда зрители просили повторить песню несколько раз.
Воздействие песни на телесном уровне
Описанные эффекты не полностью исчерпывают силу воздействия песни на человека. Недавние исследования выявляют связь между музыкой и физиологией человеческого тела. МРТ-сканирование показывает, что музыка – как в процессе восприятия, так и в процессе исполнения – воздействует не на конкретную область мозга, но стимулирует различные его зоны, которые работают одновременно. Никакой другой стимул не оказывает на мозг столь всеобъемлющего действия, порождая «целостный мозговой феномен» [Ball 2010:241,375]. Активность, связанная с музыкой, затрагивает практически все известные нам зоны мозга и почти все подсистемы нервной системы. При обработке музыкального сигнала с целью анализа его специфических параметров, таких как высота, темп, тембр и т. д., мозг использует функциональную специализацию и систему распознавания признаков [Levitin 2006:84].
В результате другой серии экспериментов была предложена модель следов памяти. Даниэль Левитин объяснил, каким образом в процессе вычисления мелодических интервалов и считывания ритмической информации, независимой от темпа, мозг извлекает из мелодии абсолютные показатели, особенности исполнения, темп, тембр и т. д. Он отмечает, что «мы храним как абстрактную, так и конкретную информацию, содержащуюся в мелодии». Память может воспроизводить музыку, но верно и обратное – музыка может пробуждать память: