Допетровская Русь

Вечем в Древней Руси называлась сходка взрослых домохозяев, жителей одного города, для решения сообща каких-либо дел, касающихся их городской жизни. Сходки эти существовали издавна, задолго до призвания князей, при первых князьях и до самых тех пор, как поднялась Москва, вобравшая в свои пределы отдельные земли, или волости, на которые распадалась в древнейшее время Русь.

Волостью, или землею, назывался в XI–XII веках целый округ, вмещавший в себе несколько городов. Один из этих городов считался старшим, или «великим», а другие города были только «пригородами» этого старшего города, по имени которого называлась обыкновенно и самая земля. Летописец, живший в конце XII века, отметил такое устройство Русской земли, как исконное. «Новгородци бо изначала, – писал он, – и смоляне (жители Смоленской области), и кыяне (киевляне), и полочане (жители Полоцка), и вся власти (волости), яко же на думу, на веча сходятся; на что же старейшии (города) сдумают, на том же и пригороди станут». Вече, следовательно, было формой, в которой выражалась тогдашняя государственная власть. Надо, впрочем, отметить, что вечем называли тогда и простое совещание старейшин, и такое народное собрание, которое не имело своей задачей вынести постановление, решающее то или иное государственное дело, а решало дела хозяйственного распорядка, не касавшиеся внешней безопасности, внутреннего благоустройства или суда. Но по преимуществу вече в киевское время было органом политической власти народа. Другой формой выражения государственной власти в Древней Руси был князь.

Варяжские князья утвердились в стране восточных славян тогда, когда славянские племена жили довольно сложной, разработанной жизнью как в государственном, так и в хозяйственном смысле. Варяжские князья пришли не на пустое место и не к бедным племенам дикарей. Славянские племена того времени жили объединенными в волости, сосредоточившиеся около больших торговых городов. Новгородские славяне призвали Рюрика с братией его только к себе. Отвага и военное счастье самого конунга и его ближайших преемников отдали им в руки княжение во всей стране восточных славян. Варяжские конунги стали князьями славянских городов, с которых собирали дань как в знак подчинения этих городов своей власти, так и в качестве вознаграждения за ту тяжелую службу, какую пришлось нести князьям по охране страны и ее торговли.

Дань князья собирали тем сырьем, которым торговала Древняя Русь. Это обстоятельство, превращая князя в первого и богатейшего торговца города, связывало его интересы с интересами всех горожан и заставляло его жить с ними в ладу, признавая в известной мере их самостоятельность. Вече горожан в Древней Руси является поэтому властью, стоящею рядом с княжеской властью. Это были две власти, равные между собой и действовавшие согласно ради взаимной выгоды. Когда же согласие нарушалось, то торжествовала та сторона, которая оказывалась сильнее: князь, обладавший сильной дружиной, мог заставить вече подчиниться своей воле; сильное своим единством, согласием, богатое людьми и деньгами вече могло не только заставить князя исполнять то, что ему, вечу, желательно, но бывало в состоянии выгнать из своего города князя, «показать ему путь», как тогда говорили, и на его место пригласить другого из того же княжеского рода. Жить и управляться без князя «не повелось», было не в обычае. Князь считался необходимым в правительстве, как главный судья и полководец. В тех случаях, когда он был плохим судьей или плохим вождем, путь ему и указывался. Киевляне изгнали от себя в 1068 году князя Изяслава Ярославича как плохого военачальника, который не только не сумел защитить землю от половцев, но еще, вопреки желанию горожан, отказался продолжать борьбу с ними. Причиной неудовольствия против Всеволода Ярославича было у киевлян то, что он не сам судил, а поручал суд пристрастным тиунам. Зато как дорожат киевляне князем, который умеет водить их ополчение к победе и справедливо держит суд: Владимира Мономаха они призвали к себе, нарушив правила княжеского старшинства, только за его справедливость и большие военные способности, и долго поминали добром этого князя, предпочитая иметь на столе своего города его потомков.

В лице Мономаха киевляне ценили князя, на которого во всем и всегда можно положиться, который сумеет словом или делом выпутаться сам и спасти город при тяжелых обстоятельствах; они ценили доступность и справедливость Мономаха, знали, что при нем люди всегда будут «доходити княжее правды», что он не даст «пакости деяти отроком ни своим, ни чюжим, ни в селех, ни в житех». Мономах был храбрый защитник земли и справедливый судья, ревностный хранитель мира внешнего и внутреннего; за это его и любили киевляне.