— Нет... не могу... Ничего не сделал, а задаток... Вот когда помогу, тогда... Вы уж извините меня, но... не ставьте, пожалуйста, меня в неловкое положение, я теряюсь...
Курашов смотрел на него как на окончательно выжившего из ума вследствие похмельного синдрома, трубно вздохнул и забрал деньги. Такая, пусть и похмельная, щепетильность вызвала у него двоякие чувства. Конечно, хорошо, что этот рохля много не запросит, но ведь и дело-то с подобными придурками-меланхоликами опасно иметь. Лучше от них подальше держаться, а то совесть заест этакого, глядишь, и понесся в контору, рядом с которой стенд установлен: «Их разыскивает милиция».
— Вы, Евгений Юрьевич, хотели сообщить мне какие-то неутешительные сведения? — напомнил Курашов.
Облучков потупился:
— Как вы знаете, вагон к нам не поступал. Я на станции справился. Оказалось, его переадресовали.
— Как переадресовали?! — вырвалось у Курашова. — Куда?
— На кабельный завод... Насколько я понимаю, возвратная тара им и предназначалась. Вот и отправили по назначению...
— Точно? — нахмурился Курашов.
— Абсолютно, — кивнул Облучков. — Сам на станцию ездил.
— Кто переадресовал, узнали?
— Говорят, вроде наше монтажно-наладочное управление.
— Кто именно?
— Сказали, как обычно...
Уже начиная раздражаться недотепистостью коллеги, Курашов довольно резко спросил:
— А кто у вас обычно занимался этим?
— Обычно? — захлопал глазами Евгений Юрьевич. — Обычно Ефимов.
— Что же вы все как следует не узнали! — морщась, воскликнул Курашов.
Облучков искренне удивился:
— Да у них там черт ногу сломит и не заметит! Я туда приехал, такая круговерть! Водители, экспедиторы, приемосдатчики! Все с бумагами, все торопятся, всем быстрее надо, орут, галдят! Тетка и припомнить-то толком не могла, кто переадресовал. Хочешь, говорит, ищи документы. Глянул я... Это надо человек пять посадить, за месяц, может, и перелопатят...
Этого он мог бы и не рассказывать Курашову. Тот и сам знал, как нелегко при таком грузообороте и в таком количестве бумаг на грузы отыскать нужную.
— Но то, что вагон переадресован, точно? — спросил Курашов.
— Сто процентов. Под конец она вспомнила про какого-то мужика, который с утра собирался раскредитовать вагон, а вечером прибежал и стал умолять, чтобы переадресовали.
— И на том спасибо, — хмуро проронил Курашов, с отчетливостью осознав, что этому рохле можно и не давать ничего, не облезет.
Облучков словно прочитал его мысли:
— Вот видите, толком я вам и не помог... Поэтому вы мне ничего и не должны... Спасибо за вчерашнее.
— Ну, что вы! — возмущенно проговорил Курашов, для вида доставая бумажник и роясь в нем.
— Нет, нет! — удержал его руку Облучков, — даже не думайте!
Еще немного попрепиравшись, Курашов оставил деланные попытки рассчитаться за услугу, разочарованно улыбнулся:
— Как хотите... Большое вам спасибо. Говорю это как коллега коллеге. Завтра домой отправлюсь. Если закинет судьба в наши края, с меня причитаются дары Таджикистана.
Облучков, видя, что его сообщение не совсем удовлетворило Курашова, подумал, что никуда тот в ближайшие дни не уедет, а про дары Таджикистана и вовсе загнул. Вряд ли он захочет когда-нибудь с ним встречаться. Тем не менее разулыбался Облучков самым радушным образом:
— Непременно воспользуюсь вашим приглашением...
Расставшись с Курашовым, Евгений Юрьевич отыскал телефонную будку, огляделся для верности, вошел.
— Шелехов! — раздался в трубке сердитый голос.
Облучкову сразу представилась серьезная физиономия институтского друга. .Маленькие глазки юрисконсульта озорно блеснули, не здороваясь и не представляясь, он удивился в трубку:
— А ты чего такой смурной?
— Куда вы звоните?!
— В шахматы давно не играл? — продолжал допытываться Облучков.
— Ты, что ли, Женька?! — не меняя интонации, буркнул Шелехов.
— Я-я-я... — довольно протянул Евгений Юрьевич. — Здоро́во!
— Здоро́во... Давай, говори быстро, чего хотел?
— В шахматы тебя надрать хотел.
— Ты? Меня?!
— Сомневаешься?
Шелехов хохотнул:
— Когда-нибудь тебе это удавалось?!
— Всегда, — гордо сказал Облучков. — Я жуть как сильно играю!
— Не смеши... Мой аппарат стал красным от стыда за твое хвастовство! И вообще, не мешай работать, у меня человек сидит.
— Скоро же восемь!
— Все, — сухо сказал Шелехов, — до встречи.
Сознавая, что старый друг вот-вот положит трубку, Облучков торопливо произнес:
— Виктор, зайди ко мне сегодня. Обязательно зайди. Есть для тебя кое-что, кроме шахмат. Это кое-что связано с твоей профдеятельностью.
Послышалось сосредоточенное сопение, потом Шелехов коротко бросил:
— Буду в начале десятого. Всё.
Дома Облучков с порога сообщил:
— Пап! Витька Шелехов зайдет!
Отец, шаркая спадающими шлепанцами, вышел в прихожую, взглянул поверх очков:
— Одноклассник твой? Ты с ним, кажется, на факультет журналистики поступал? Ты засыпался на сочинении, а он поступил?
— Вечно ты всех путаешь. Я с Вовкой Степановым поступал, он сейчас в Минске, в БЕЛТА работает.
— Разве? — удивился отец. — Ты ничего не путаешь?
— С Витькой я в юридическом учился.
Отец мгновение вспоминал, потом закивал головой: