Допустимая погрешность

— Нельзя, — согласилась Евгения Алексеевна, — неожиданный приступ возможен, но даже если серьезные осложнения, то и тогда так неожиданно умереть нельзя. Я не помню, чтобы у него были серьезные приступы.

— Тогда почему он умер? — раздраженно спросил Ратушинский. — Сидишь здесь и рассуждаешь. Может, у него приступы были по ночам и он тебе об этом не докладывал…

— Меня спросили, и я объяснила как врач, — ответила Евгения Алексеевна, и вообще мы сейчас с Виталием уедем. Хватит с нас приключений. Мы уже натерпелись всякого. Теперь ты еще будешь спорить со мной о его приступах. Были они у него или не были… Но от язвы он не мог умереть.

— Не было, — неожиданно сказала Инна,  у него не было приступов. Только иногда жаловался на боли в желудке.

— Значит, язва у него была, — удовлетворенно кивнула Евгения Алексеевна. 

— А как сердце? Он жаловался на сердце?.

— Нет. Нет, никогда… — Инна помолчала, потом с усилием повернула голову в сторону Ратушинской: иногда он принимал валидол, но сердце у него не болело.

— А врачи еще не приехали, — непонятно почему вставил Молоков.

Дронго снова склонился над покойным, затем, поднявшись, внимательно осмотрел и понюхал растекшуюся по столу жидкость.

Евгения Алексеевна неодобрительно покачала головой:

— Думаете, он умер от коньяка?

— Нет, — ответил Дронго, — его отравили. Думаю, что в его коньяк кто-то успел положить яд.

— Вы с ума сошли! — испугалась Ратушинская. 

— О чем вы говорите! Какой яд? Мы же все пили из одной бутылки.

— Вот именно! — сразу поддержал ее муж.  Отравить его не могли. Борис Алексеевич сам открыл бутылку коньяка, и мы все выпили. Что вы такое придумываете?

— Спокойнее, — остановил его Дронго,  не нужно сразу со мной спорить. Давайте вспомним последние несколько минут перед тем как погиб господин Денисенко.

— Прямо сейчас? — изумился Молоков. 

— Вы не очень-то тактичны, господин эксперт.

— Дронго, — представился он, — меня обычно называют Дронго.

— Господин Дронго, — возмущенно сказал Молоков, — мы ждем врачей. Умер наш близкий знакомый, а вы хотите устроить спектакль.

Подожди, — перебил его Борис Алексеевич, нахмурившись. — Что вы хотели сказать, господин Дронго?

Все смотрели на Дронго. Только Инна сидела к нему спиной, не оборачиваясь, не желая видеть никого, кроме мужа.

— Ваша кухарка принесла бутылку коньяка и бокалы, — слова Дронго прозвучали во внезапно наступившей тишине. — Чистые бокалы, — подчеркнул он.  Но когда мы услышали звук разбитой посуды, то выбежали на кухню. Однако один из нас мог остаться в гостиной. На несколько секунд. Две-три секунды, не больше. Этот человек мог бросить что-то в бокал с коньяком. Яд, если хотите. И затем присоединиться к остальным. Затем мы вернулись в гостиную. И когда Михаил Денисенко выпил этот коньяк, он погиб.

Инна, резко обернувшись, взглянула на Дронго. Она смотрела на него молча, как будто ожидая, что он назовет имя убийцы.

Шумно вздохнул Молоков.

— Тогда выходит, что убийца — один из нас? — взволнованно спросил он.

— Да, — согласился Дронго, убийца  один из нас. И еще маленькое добавление. Когда мы вернулись в гостиную, вы, господин Молоков, проходя мимо стола, неловко задели один из бокалов. Он упал и разбился. Его осколки все еще лежат на полу. Возможно, что и во втором бокале был яд. Но это должны проверить эксперты. Хотя мне кажется абсурдной такая идея — убить сразу несколько человек при помощи яда.

— Выходит, Мишу отравили?! — Ратушинский схватился за голову. Потом он медленно обвел взглядом присутствующих. 

— Теперь вы понимаете, почему я пригласил эксперта. Сначала документы, а теперь… Михаил. И я хочу знать, кто это мог сделать.

— Кажется, врачи приехали,  сказал Молоков, услышав звук сирены подъезжавшей машины.  Могли приехать и раньше.

Борис Алексеевич, тяжело поднявшись, направился к выходу. Было видно, что он о чем-то размышляет. Затем он неожиданно повернулся к Дронго:

— Пойдемте со мной.

Когда они вышли из гостиной, Ратушинский взволнованно сказал:

— Я знаю, кто убийца.

Автомобиль «скорой помощи» затормозил рядом с машинами, стоящими у дома. Трое врачей и охранники вместе с водителем Ратушинского вбежали в дом. Борис Алексеевич показал им в сторону гостиной, продолжая испытующе смотреть на Дронго. Врачи поспешили в гостиную. Около стола стоял Эдгар. Он следил, чтобы никто не ступал на то место, где лежали осколки разбитого бокала. Врачи бросились к умершему. Борис Алексеевич смотрел в сторону гостиной, где суетились приехавшие люди. Казалось, он ждал вопросов Дронго.

— Кто, по-вашему, мог желать смерти Денисенко? — спросил наконец Дронго.

— Я знаю, — тяжело дыша ответил Ратушинский.