Допустимые потери

Когда доктор Зинфандель в шесть часов утра совершал свой обычный обход, Шейла уже была рядом с мужем. Она с мрачным видом сидела в стоящем у окна кресле. Зинфандель, напротив, был весел и оживлен. Таким доктор бывал всегда во время утренних обходов. Он снял прикрепленный к спинке кровати листок со сделанными дежурной сестрой записями, прикоснулся к пальцам ног Деймона, которые уже не были черными, и спросил, как себя чувствует больной.

Деймон ненавидел человека, появление которого на рассвете возвещало о наступлении еще одного полного боли дня.

— Вшиво, — ответил он.

Зинфандель улыбнулся, словно проявление боевого духа пациента говорило о том, что он находится на пути к выздоровлению.

— Ваши пальцы по-прежнему как лед, — произнес врач таким тоном, словно именно Деймон обманул его доверие.

— Иногда они мерзнут, — сказал Деймон, — а иногда, как сейчас, например, горят огнем.

— Возможно, это подагра дает о себе знать, — заметил Зинфандель.

— Перестаньте, ради всего святого… Уже месяц я не прикасался к выпивке.

— Одно с другим может быть совершенно не связано. Я с утра пришлю сестру взять у вас анализ крови. Надо сделать кое-какие выводы.

Деймон не удержался от стона.

— Вы уверены, что можете найти человека, которому известно расположение вен? Водопроводчики, приходившие ко мне раньше, прежде чем извлечь хотя бы каплю крови, тыкали в меня иглой по десять раз кряду.

— Ох уж ваши вены… — печально протянул Зинфандель. — Мне не хочется еще раз объяснять вам, что они собой представляют.

Он сделал пометки на листке с ночными записями, положил его на место и повернулся, чтобы уйти.

Шейла, которая даже не поздоровалась с доктором, когда тот вошел, и не произнесла ни слова, пока тот находился в палате, поднялась с кресла.

— Мне надо с вами переговорить, но не здесь, — сказала она и вышла вслед за доктором в коридор.

— Надеюсь, это не займет слишком много времени, — ответил Зинфандель. — Я уже выбился из расписания.

— Я хочу, чтобы мистера Деймона перевели в отдельную палату, — заявила Шейла. — Сегодня.

— Это невозможно. Я уже объяснял вам, что…

— Если его не переведут, — ровным тоном продолжала Шейла, — я обращусь к нашему адвокату, чтобы тот через суд добился перевода моего мужа в другую больницу.

Она заметила, как при слове «адвокат» слегка забегали светлые глаза доктора.

— Посмотрю, что можно сделать, — сказал Зинфандель.

— Вы не станете смотреть, что можно сделать. Вы переведете его в отдельную палату к трем часам дня.

— Миссис Деймон, вы продолжаете принуждать меня поступать вопреки принципам и правилам, которые диктуют мои образование и опыт. Вы выбираете методы лечения, вы прислушиваетесь к сплетням младшего персонала, выдвигаете невыполнимые требования. Теперь вот угрожаете судом…

— Сегодня к трем, — сказала Шейла и ушла в отделение, где ее муж пытался снова погрузиться в сон, стараясь застать его продолжение.

Этим утром галлюцинации преследовали Деймона последний раз.

В силу каких-то причин, которые никто не удосужился объяснить, ему было позволено свободно бродить по всему кораблю. Да и само судно преобразилось. Битый ветрами, потрепанный сухогруз превратился в белоснежный лайнер, полный пассажиров, которые паковали вещи и прощались друг с другом, так как вскоре прибывали в порт. Деймон был уверен, хотя ему об этом никто не говорил, что лайнер приходит в Сиэтл. Знал он и то, что все сходят на берег и лишь он остается на борту.

Судно пришвартовалось под громкий рев гудка. Мимо Деймона шествовали медсестры, которых он уже научился различать и к которым испытывал безотчетную симпатию. Волосы у девушек были тщательно уложены, на их юных лицах лежал легкий макияж, и вместо обычных белых халатов они щеголяли в великолепных дорожных туалетах. Высокие каблуки стучали по палубе. Девицы приветствовали Деймона взмахом руки и уходили. Лишь одна из медицинских сестер задержалась, чтобы с ним попрощаться. Она была самой красивой, и все звали ее Пенни. По ее ангельскому личику из светло-голубых, окаймленных темными ресницами глаз катились слезинки.

— Почему вы плачете? — сочувственно поинтересовался Деймон.

— Я люблю Оливера Габриельсена, — ответила она, — а Оливер любит меня. Но он женат.

— Ах, Пенни, — сказал Деймон, — вы рождены для слез и будете рыдать всегда.

— Знаю, — ответила Пенни всхлипывая.

Затем она поцеловала его мягкими влажными губами и, подхватив дорожную сумку, спустилась по трапу.

Перед Деймоном возник доктор с бычьей шеей. Теперь на нем была застегнутая на молнию ветровка с надписью: «Университет штата Виргиния».

— Ну, сынок, — ласково произнес доктор, — пока прощай. Что я могу принести для тебя с того берега?

— Принесите кока-колы, — немного подумав, попросил Деймон. — Со льдом.

— Будет сделано, — ответил доктор и протянул Деймону руку, оказавшуюся такой сильной, что рукопожатие больше смахивало на захват стальной клешней. Затем он сбежал вниз по трапу, и гигантский корабль стал принадлежать только Деймону.