Оливер болезненно сморщил лицо и издал странный горловой звук.
— Видите ли, я не хотел бы беспокоить вас, но…
— Но что?
— Это всего лишь предположение… — Он замолчал.
— Продолжайте, Оливер, — нетерпеливо сказала Шейла. — Не ходите вокруг и около.
— Они делят ответственность.
— Кто делит ответственность?
— Все они. Врачи. Шейла, мне это сказали под глубоким секретом.
— Ради Бога, Оливер, перестаньте говорить загадками.
— Вы знаете Пенни, ту симпатичную светленькую сестричку?
— Да.
— Я раза два обедал с ней. — Он покраснел. — Кроме того, что она очень привлекательна, она еще и весьма интеллиг…
— Без описаний, — неумолимо прервала его Шейла. — К делу.
— Помните, Роджер как-то написал вам, что просит связаться с юристом.
— Конечно, помню.
— Ну, и кто-то прочитал эти слова, прежде чем они попали к вам. Или один из них, я имею в виду врачей, их увидел. Я думаю, что он сообщил и другим. Они думают, дело в том, что вы и Роджер хотите подать в суд на Роггарта, на больницу и на всех из-за плохого лечения. На миллионы долларов.
— Роджер никогда в жизни ни на кого не подавал в суд. Каждый раз, когда он читает в газете о таком процессе, он приходит в ярость, он снова и снова повторяет мне, что это подрывает в Америке веру в медицину.
— Вы знаете это, — сказал Оливер. — Я это знаю. А
— Что именно?
Оливер повернул голову, чтобы посмотреть, не подошел ли кто-нибудь тихонько к ним.
— Когда после операции его везли в реанимацию, один из врачей, который тогда дежурил, сказал: «Еще одна жертва мясника Роггарта».
— О, Господи, — простонала Шейла. И тут же набросилась на Оливера. — Ваш собственный брат сказал, что он — один из лучших врачей в стране.
— Простите! Если он и сделал ошибку, то он, по крайней мере, чистосердечно заблуждался. Если мой брат сказал, что Роггарт — один из лучших врачей в стране, значит, он это слышал. Может быть, в свое время Роггарт и был таковым. А может, никогда и не был. — Оливер пожал плечами. — Репутация. Есть писатели, до которых Роджер не дотронулся бы и длинной палкой, но они читают о себе двадцать лет подряд восторженные статьи. Что же касается врачей — это же закрытая корпорация. Относятся они друг к другу снисходительно, у них нет привычки пинать друг друга. И тут есть еще кое-что. Когда Роджер уже был в реанимации и в журнал заносился весь ход операции, на первой странице появились три буквы. — Он помедлил. — Не знаю, должен ли я вам рассказывать об этом, Шейла.
— Что за три буквы? — яростно спросила она.
— ЗСС.
Шейла нахмурилась.
— Что это значит?
— Пенни сказала, что это значит «Заметай свои следы». — Оливер вздохнул, словно сбросив с себя непосильную ношу. — Они знали, что была допущена большая ошибка, и все, кто имел к этому отношение, были предупреждены, что ее надо скрывать.
Шейла закрыла глаза ладонью. Когда она опустила руку, лицо у нее было каменным.
— Свиньи, — почти прошептала она. — Циничные свиньи.
— Но вы никому не скажете об этом? — встревоженно спросил Оливер. — Если они выяснят, что это идет от Пенни, они выкинут ее в две минуты.
— О Пенни не беспокойтесь… Я сама во всем разберусь. Завтра же я заберу Роджера из этого проклятого заведения. Почему вы мне раньше не сказали об этом?
— Какой был в этом смысл? Теперь они боятся. А разозлись они, чем бы это помогло Роджеру?
— Оливер, — сказала Шейла. — Сегодня вечером я не могу идти в больницу. Я не знаю, что я там сделаю или скажу. Я хочу, чтобы вы отвели меня в шикарный ресторан, заполненный здоровыми людьми, которые радуются хорошей еде, не интригуют друг против друга, и там вы поставите мне виски и купите бутылку вина. Если только у вас не назначена встреча с прекрасной Пенни.
Олпвер снова покраснел.
— Мы только что вместе с ней спускались на лифте, она сдает смену, и так как обеденное время, она…
— Не надо извиняться, — Шейла улыбнулась. — Если Роджер в больнице, это не означает, что мужчина не может посмотреть на симпатичную девушку. Просто поднимитесь наверх и скажите Роджеру, что проведете ночь с ним, так как врачи настояли, чтобы я отдохнула. Он все поймет. Там внизу есть салун. Я буду ждать вас у бара. И не удивляйтесь, если к тому времени, как вы придете, я уже напьюсь.
Когда Цинфандель в шесть утра нанес свой обычный визит, Шейла уже была на месте, с мрачным выражением лица расположившись на легком стульчике у окна. Цинфандель, как всегда по утрам, был оживлен и весел. Он взглянул на висевший в ногах кровати график температуры, заполняемый сестрой по ночам, притронулся к голым ногам Деймона, уже потерявшим зловещую черноту, и спросил у пациента, как тот себя чувствует.
Деймон, который с ненавистью воспринимал ежеутреннее врачебное посещение, означавшее, что для него снова начинается день бесконечных страданий, мрачно ответил:
— Паршиво.
Цинфандель улыбнулся, словно это состояние больного убедительно доказывало, что тот на пути к полному выздоровлению.