Дорога

Тамара отстранилась, отошла на несколько шагов и посмотрела на сестру издалека.

– Ох, Любаня, Любаня, ты даже не понимаешь, какая ты счастливая. Не каждой женщине суждено так любить мужчину, как ты любишь своего Родика. Уже за одно это ты должна быть благодарна судьбе и не жаловаться. Но я тебя все-таки подстригу, чтобы ты стала совсем уж счастливой.

– Может, не надо, а? – жалобно попросила Люба.

– Надо, – твердо ответила Тамара. – Надо срезать все концы, в которых скопилось твое горе. И завтра ты проснешься другим человеком.

* * *

Разговор с Тамарой подействовал на Любу отрезвляюще. На следующий день она проводила сестру на поезд и почти две недели после этого обдумывала все то, что сказала сестра. Наверное, Тамара права, Люба поставила перед собой нереальную цель, захотела, чтобы потерянная фигура как по мановению волшебной палочки вернулась на доску, но она, Люба, – не проходная пешка, которая при определенном мастерстве игрока может стать ферзем, а даже если и может, то для этого нужно еще играть и играть, продвигая пешку вперед. В обычной, нешахматной жизни на это уходят долгие годы, потому что человеческая жизнь – это всего лишь одна партия, только одна, одна-единственная, и ждать придется до самой старости. Нужна другая цель: сделать все, чтобы ее любимый муж был счастлив. В конце концов, разве это не есть наивысшее проявление любви?

Она обратила внимание на то, что если о Лизиной дочери Родислав говорил мало и вообще как будто не вспоминал о ней, то о маленьком сыне он рассказывал постоянно. Люба заметила и другое: когда муж звонил Лизе зимой, пока та была беременна, его голос почти всегда был напряженным, сердитым или виноватым, а теперь он разговаривал с ней мягко и ласково и почти никогда не сердился. Конечно, Родислав не позволял себе звонить Лизе в присутствии детей или соседей, но от Любы он давно уже не скрывался. И еще Люба видела, что мужу все труднее становится терпеть Кемарскую и ее внучку и все большее раздражение вызывает постоянная необходимость лгать Николаю Дмитриевичу. «Он страшно устал, – с тоской думала Люба, – ему все надоело, он больше не может так жить. Он хочет уйти».

Учебный год закончился, Николай Дмитриевич увез Лелю на дачу на все лето, Николаша сдал последний экзамен за третий курс института, из пяти предметов по трем он получил «удовлетворительно», а два завалил, но пересдавать летом не стал, договорился в деканате, чтобы разрешили сдавать осенью. Ему пошли навстречу, потому что помнили: Николай Романов поступал по «ректорскому списку», стало быть, к нему следует проявлять снисходительность, если есть такая возможность. Разделавшись с сессией, Коля уехал с друзьями в Прибалтику. Кемарская с Ларисой тоже отбыли на дачу, и Люба с Родиславом остались одни. Ей казалось, что теперь он сможет отдохнуть и от соседей, и от непрерывного вранья тестю, и от ежедневного тревожного ожидания очередного Николашиного фортеля. Она постарается сделать так, чтобы ему было хорошо и спокойно, она будет изо всех сил стараться, чтобы муж был счастлив и чтобы это ощущение покоя и счастья связывалось в его сознании только с ней, с его любящей женой.

Это был самый обычный день в начале июля. Родислав после работы поехал к Лизе и вернулся домой около полуночи.

– Будешь ужинать? – как обычно, спросила Люба.

– Буду, – кивнул он, – только быстро.

– Устал? Хочешь спать? – с понимающей улыбкой сказала она.

– Нет, возьму свежую рубашку, чистое белье и вернусь к Лизе. Я подумал, раз все равно никого нет, то я же могу там остаться на ночь.

«Вот оно, – Люба почувствовала болезненный укол. – Я знала, что этим кончится, еще когда Коля сказал, что уезжает на два месяца с друзьями. И прошлым летом я этого боялась, и позапрошлым, когда все разъезжались и никто не заметил бы Родиного отсутствия. Но тогда он почему-то так вопрос не ставил. Тогда еще не было маленького Дениса, и Родик не хотел вводить совместное проживание с Лизой в привычку, он не был уверен, что хочет остаться с ней навсегда. Значит, теперь он уже уверен. Теперь есть маленький сынишка, и для Родика все изменилось».

– Конечно, я сейчас все приготовлю тебе, – ей казалось, что голос дрожит и вибрирует.

Чтобы успокоиться, Люба сделала несколько глубоких вдохов. Нельзя прятать голову в песок, нельзя делать вид, что ничего не происходит, тем более Родик явно ждет от нее помощи, он надеется на нее, на свою верную и любящую жену. Она не может, не должна его подвести.

Люба усадила его за стол, подала ужин и принесла пакет с чистым бельем и сорочкой.

– Родинька, может быть, пора что-то решать? – начала она. – Так не может больше продолжаться, ты измучился, тебе тяжело, ты устал от наших проблем.

Он оторвался от тарелки и вопросительно посмотрел на жену.

– Что ты имеешь в виду?

– Может быть, тебе все-таки уйти к Лизе?

– Как это – уйти? А ты? А дети? А папа?