Дорога

В следующий раз он вернулся к этому разговору через две недели, когда приехал из очередной командировки. Николай Дмитриевич, как обычно, стал расспрашивать о том, что делается на местах, или, как принято было говорить в милицейской среде, «на земле». Родислав подробно и охотно отвечал на вопросы тестя. Особенно Головина интересовало, как приживаются на местах новые руководители – так называемый партийно-комсомольский набор. С этим дело обстояло из рук вон плохо, партийные и комсомольские работники не понимали в милицейских делах ровным счетом ничего и даже не имели юридического образования, и из-за этого частенько доходило не только до скандалов, но и до нелепых курьезов.

– Представьте себе, молодой опер, очень способный, любит свое дело, горит на работе, хочет многому научиться у старых профессионалов, в общем, отличный парень. Таких всегда было немного, и хорошие начальники за них обеими руками держались. Представили?

– Еще бы, – понимающе кивнул Головин. – Я сам таких мальчишек любил и всегда защищал по службе, берег. И что с ним?

– На территории разрабатывают операцию по задержанию опасного преступника. Причем он действительно опасный, может быть вооружен, а кроме того, имеет разряд по самбо и карате и страшно агрессивен, то есть брать его надо продуманно и большой группой. И вот наш опер, зовут его Мишей, совершенно случайно встречает этого бандита на опушке леса. Операция по задержанию запланирована на следующий день, потому что точно известно, где этот бандит будет находиться и где его удобнее всего конвертовать. Миша понимает, что ему, молодому, неопытному и не имеющему разряда по хоть какому-нибудь единоборству, с этим бандюком не справиться. Но при этом чисто инстинктивно он уже сделал шаг ему навстречу и посмотрел в лицо. В этой ситуации просто развернуться и уйти было нельзя, и Мишка придумал для себя легенду прикрытия – подошел и попросил закурить. Как нормальный опер, он в этот же день доложил по команде о том, что произошло. И вот вызывает его начальник из этих, из новых комсомольских, и начинает орать: «Как ты посмел дать преступнику уйти? Ты замарал честь офицера, ты струсил, ты показал всему преступному миру, что советский милиционер способен только на то, чтобы попросить у бандита сигаретку. Ты бы еще у него денег попросил! Трус! Предатель!» Другие опера грудью за Мишу встали, с пеной у рта доказывали, что он поступил абсолютно грамотно, не полез на рожон, потому что был при оружии, а этот преступник наверняка его заломал бы и мало того, что оставил бы калекой, если не трупом, так еще и оружие забрал бы и тут же ушел из города, а так его на следующий день спокойно взяли при проведении хорошо продуманной и подготовленной операции. Думаете, комсомолец-начальник понял, о чем ему толковали? Да ни в одном глазу! Он в наши милицейские тонкости вникать не намерен и учиться ничему не собирается. Вы даже в страшном сне не сможете увидеть, что он сотворил.

– Что же? – нетерпеливо спросил Головин, который по мере рассказа Родислава все больше хмурился.

– А этот начальничек нашел формальные основания для наказания за низкие отчетные показатели, Мишку понизил в звании, разжаловал из лейтенантов в младшие лейтенанты и поставил во вневедомственную охрану дежурным. И это парня, который родился, чтобы быть сыскарем, у него и душа к оперативной работе лежит, и чутье есть, и мозги хорошие.

– Безобразие, – сердито произнес Николай Дмитриевич. – Как можно так разбрасываться кадрами?! При такой политике через пять лет преступления некому будет раскрывать.

– А вот вам еще примерчик, – продолжал Родислав. – Один шустрый начальник горотдела, тоже из новых, велел всем операм составить и сдать на утверждение планы политико-воспитательной работы с негласным аппаратом. Можете себе такое представить?

Головин, что очевидно, представить себе этого не мог никак, потому что уставился на зятя ничего не понимающими глазами и потер ладонями уши, проверяя, на месте ли они: очень уж невероятным звучало то, что он услышал. Негласный аппарат сотрудников уголовного розыска почти поголовно состоит из бомжей, алкашей, проституток и многократно судимых личностей, проводить политико-воспитательную работу с которыми человеку в здравом уме даже в голову не придет. Видя реакцию тестя, Родислав от души расхохотался, но Николай Дмитриевич оставался серьезным и даже мрачным.

– Это что, шутка? – наконец спросил он.

– Да какая шутка, Николай Дмитриевич! Этот случай у нас в справку попал, если не верите – позвоните своему другу Кравчуку, он вам подтвердит.

Генерал Кравчук был начальником Родислава и действительно добрым знакомым Головина.