Дорога

Как много рассказать без слова
Пустые звуки могут мне!
Шаги прохожего ночного,
Когда не спится в тишине,
Часов на ратуше немецкой
Звенящая раздумно медь,
Случайный вальс, пустой и светский,
Иль нищий, пробующий петь.
Когда же полночь мне доносит
Гудки далеких поездов,
Как беспокойно сердце просит,
Как бедный мир желанно нов!

«Начало жизни было — звук…»

Памяти Скрябина

Начало жизни было — звук.
Спираль во мгле гудела, пела,
Торжественный сужая круг,
Пока ядро не затвердело.

И все оцепенело вдруг.

Но в жилах недр, в глубинах тела
Звук воплотился в сердца стук,
И в пульс, и в ритм вселенной целой.

И стала сердцевиной твердь,

Цветущей, грубой плотью звука.
И стала музыка порукой
Того, что мы вернемся в смерть.

Что нас умчат спирали звенья

Обратно в звук, в развоплощенье.

1916–1955

«Для каждого есть в мире звук…»

А. Н. Толстому

Для каждого есть в мире звук,
Единственный, неповторенный.
Его в пути услышишь вдруг
И, дрогнув, ждешь завороженный.

Одним звучат колокола

Воспоминанием сладчайшим,
Другим — звенящая игла
Цикад над деревенской чащей.

Поющий рог, шумящий лист,

Органа гул, простой и строгий,
Разбойничий, недобрый свист
Над темной полевой дорогой.

Шагов бессонный стук в ночи,

Морей тяжелое дыханье,
И все струи и все ключи
Пронзают бедное сознанье.

А мне одна поет краса!

То рокоча, то замирая,
Кристальной фуги голоса
Звенят воспоминаньем рая.

О, строгий, солнечный уют!

Я слышу: в звуках этих голых
Четыре ангела поют —
Два огорченных, два веселых.

Весна 1916

«Когда последнее настигло увяданье…»

Когда последнее настигло увяданье
И тень зловещая сокрыла милый свет,
Расцвел негаданно мой алый, вешний цвет,
Благоухает он — и нет ему названья.

Так, на развалинах, на каждом пепелище

Ведет к расцвету нас последняя печаль.
Благословенен час, когда земли не жаль,
Когда бесстрашен взлет души свободной, нищей.

«Не с теми я, кто жизнь встречает…»

Не с теми я, кто жизнь встречает,
Как равную своей мечте,
Кто в достиженьях замедляет
Разбег к заоблачной черте,

Кто видит в мире только вещи,

Кто не провидит через них
Предчувствий тягостных своих
Смысл и печальный, и зловещий.

Но чужды мне и те, что в мире

Как стран заоблачных гонцы.
Мне не по силам их венцы
И золото на их порфире.

Иду одна по бездорожью,

Томясь, предчувствуя, грустя.
Иду, бреду в селенье божье,
Его заблудшее дитя…

«Амур откормленный, любви гонец крылатый!..»