Дорога

– Да-да, пошли.

– Они ведь пытались спастись, папа?

– Да.

– Почему же они не сошли с дороги?

– А куда им было идти? Все полыхало в огне.

Пробирались среди мумифицированных тел. Пепел под ногами. Черная, туго натянутая кожа на телах, потрескавшаяся и съежившаяся – на черепах. Будто громадным насосом выкачали жизнь. В молчании шли по беззвучному коридору, мимо этих душ, обреченных на вечные муки в холодном пекле дороги.

Прошли через придорожное селение, сожженное дотла. Какие-то металлические цистерны, отдельные сохранившиеся трубы из закопченного кирпича. В канавах – серые шлакообразные скопления расплавленного стекла. Вдоль дороги на мили тянутся спирали оголенных электрических проводов. Непрерывно кашлял. Заметил, что мальчик внимательно за ним наблюдает. Только о нем и думает, бедняжка. А надо ли ему это?

Расположились на дороге, съели остатки жареных хлебцев, твердых как камень, и последнюю банку тунца. Открыл банку чернослива в сиропе, передавали друг другу. Мальчик наклонил банку, и допил последние капли сиропа, и зажал банку между колен, и провел указательным пальцем по стенкам внутри, и сунул палец в рот. Отец проворчал:

– Смотри не порежь палец.

– Ты всегда так говоришь.

– Знаю.

Наблюдал, как мальчик облизывает крышку: осторожно, похоже, будто кот вылизывает свое отражение в стекле.

Мальчик сказал:

– Не смотри.

– Ладно.

Пригнул крышку и поставил банку перед собой на дороге.

– Что? – спросил мальчик. – Что-то не так?

– Нет, нет.

– Скажи мне.

– Мне кажется, кто-то идет за нами по пятам.

– Я так и думал.

– Ты так и думал?

– Да. Я подумал, ты что-то подобное скажешь. Что ты собираешься делать?

– Пока не знаю.

– Что-нибудь придумал?

– Давай-ка пойдем. Начнем с того, что будем убирать за собой мусор.

– Чтобы они не решили, будто у нас много еды.

– Да.

– И тогда они попытаются нас убить.

– Они нас не убьют.

– Попытаться могут.

– Нам пока нечего бояться.

– Это хорошо.

– Думаю, не мешало бы подождать в укрытии и посмотреть, кто они.

– И сколько их.

– Правильно, и сколько их.

– Хорошо.

– Если нам удастся перейти ручей, то можно взобраться вон на тот утес и оттуда следить за дорогой.

– Хорошо.

– Найдем местечко.

Поднялись и сложили одеяла в тележку.

– Подбери банку, – сказал отец.

Только в сумерках они добрались до того места, где дорога пересекала ручей. Прошли по мосту и затащили тележку в лес, ища, где бы ее незаметно припрятать. Стояли, смотрели на дорогу, освещенную закатным солнцем.

Мальчик сказал:

– А что, если мы ее под мостом спрячем?

– А вдруг они захотят спуститься за водой?

– Как ты думаешь, они сильно отстали?

– Не знаю.

– Темнеет.

– Да.

– А что, если они и ночью не останавливаются?

– Знаешь, давай найдем, откуда можно следить за дорогой. Пока совсем не стемнело.

Спрятали тележку, и, прихватив одеяла, поднялись по каменистому откосу, и устроили наблюдательный пункт, откуда дорога сквозь частокол деревьев просматривалась не меньше чем на полмили. Расположились с подветренной стороны, и закутались поплотнее в одеяла, и по очереди дежурили. Мальчик не выдержал, уснул. Отец и сам уже начал засыпать, как вдруг увидел фигуру человека, остановившегося на взгорке посреди дороги. Вскоре появились еще двое. И четвертый. Сбились в кучу, постояли. Потом пошли вперед. В сумерках он с трудом их различал. Испугался, что они решат встать поблизости на ночлег, пожалел, что не нашел места подальше от дороги. Если останутся на мосту, им с мальчиком предстоит долгая опасная ночь. Четверо спустились по дороге и перешли по мосту на другую сторону. Трое мужчин и одна женщина. Женщина идет по-утиному, вразвалку; когда подошла поближе, то он разглядел: беременна. У мужчин за плечами рюкзаки, женщина тащит небольшой чемоданчик. Опустившиеся, жалкие бродяги. Описать невозможно. Пар изо рта. Нет, не остановились, продолжили свой путь и вскоре один за другим исчезли в ночи.

И что же? Ночь и вправду оказалась долгой. Как только стало светать, надел ботинки, поднялся, завернувшись в одно из одеял, подошел к краю утеса и стал всматриваться в дорогу внизу. Голые деревья стального цвета, по обеим сторонам дороги поля. Кое-где едва заметный зубчатый силуэт бороны. Наверное, для сбора хлопка. Мальчик спал, и отец спустился к тележке, и вытащил карту, и бутылку воды, и банку фруктов из их оскудевших запасов, и вернулся назад, и сидел в одеялах, изучая карту.

– Ты всегда преувеличиваешь, столько мы не прошли.

Передвинул палец.

– Ну что же, тогда мы здесь.

– Еще нет.

– Здесь.

– Правильно.

Он собрал измятые ветхие куски карты. Сказал:

– Хорошо.

Сидели и сквозь деревья рассматривали дорогу.

Как думаешь, праотцы смотрят на нас сверху? Записывают в свой кондуит грехи и добродеяния? А судьи кто? Никакой учетной книги не существует, а праотцы все давно сгнили в земле.

Характер леса вокруг изменился: среди сосен все чаще стали попадаться вечнозеленые южные дубы. Магнолии. Мертвые, конечно. Он подобрал один мясистый лист, раскрошил в пальцах и высыпал порошок на землю.