Остановились в здании магазина на окраине города. Завезли тележку в подсобку, закрыли дверь и приперли ее тележкой же, повернутой боком. Взял горелку, разжег ее и поставил на пол. Расстегнул ремень и снял залитые кровью брюки. Мальчик внимательно наблюдал. Стрела глубоко рассекла кожу над коленкой. Рана – дюйма три длиной. Кровь не останавливается, нога – мертвенно-бледная. Видно, что рана глубокая. Стрела. Сделали из куска железа, из ложки, бог его знает из чего. Взглянул на мальчика.
– Найди мне аптечку.
Мальчик не тронулся с места.
– Принеси мне аптечку, черт побери. Чего расселся?
Ребенок вскочил и побежал к тележке. Начал рыться в вещах. Принес аптечку и отдал отцу, и тот взял ее, ни слова не говоря, поставил перед собой на цементном полу и открыл. Дотянулся до горелки и прибавил огня. Велел:
– Принеси мне бутылку с водой.
Мальчик принес бутылку. Отец отвинтил пробку и плеснул воды на ногу. Зажал пальцами края раны, смыл кровь. Продезинфицировал. Надорвал зубами пластиковую упаковку и вытащил оттуда небольшую иглу с крючком на конце и шелковую нить. Наклонился поближе к огню и стал продевать нить в ушко. Зажав иглу в зубах, достал из аптечки зажим и соединил края раны, а затем принялся накладывать швы. Работал без остановок, сосредоточенно. Мальчик сидел на полу. Оторвавшись на секунду, глянул на сына. Сказал:
– Не смотри, не надо.
– Ты ничего?
– Нормально.
– Больно?
– Да. Больно.
Завязал узел, и потуже затянул, и перерезал ножницами из аптечки шелковую нить, и взглянул на ребенка. Мальчик не отрываясь смотрел на его рану.
– Прости, что накричал на тебя.
Мальчик поднял глаза.
– Пустяки, пап.
– Ну что, помирились?
– Конечно.
Утром шел дождь, от порывов ветра где-то на задворках громко дребезжало стекло. Выглянул в окно. Стальной док посреди бухты, частично разрушенный, наполовину под водой. При входе в бухту из воды торчат рубки затопленных рыболовных судов. Никакого движения. Все, что хоть как-то могло двигаться, давно унес ветер. Ногу дергало, и он снял повязку, протер рану спиртом и стал внимательно ее рассматривать: ткань около швов воспалилась, приобрела землистый цвет. Крепко перевязал рану и надел залитые кровью брюки.
Целый день провели в магазине, сидя среди коробок и ящиков.
– Не молчи. Разговаривай со мной.
– А я разговариваю.
– Разве?
– Ну, сейчас же говорю.
– Хочешь, расскажу тебе какую-нибудь историю?
– Не надо.
– Почему?
Мальчик глянул на него и отвернулся.
– Почему?
– Потому что в них одна выдумка.
– На то они и истории.
– Ну да. Только в твоих историях мы всегда помогаем людям, а на самом деле – никогда.
– Хорошо, тогда ты мне расскажи историю.
– Не хочется.
– Ладно.
– Мне нечего рассказывать.
– Расскажи про себя.
– Ты и так все знаешь. Ты всегда со мной.
– У тебя есть истории в голове, которыми ты со мной не делишься.
– Ты про сны говоришь?
– Например. Или расскажи, о чем ты думаешь.
– Но ведь истории должны быть с хорошим концом.
– Необязательно.
– А ты всегда только такие рассказываешь.
– А ты таких не знаешь?
– Мои больше похожи на нашу жизнь.
– А те, что я рассказываю, нет?
– Нет.
Посмотрел на сына.
– Наша жизнь, по-твоему, кошмар?
– А ты как думаешь?
– Ну смотри. Мы пока живы. Столько всего плохого произошло, а мы еще живы.
– Ну да.
– Ты не считаешь, что это здорово?
– Думаю, что ничего особенного в этом нет.
Они придвинули к окнам разделочный стол, расстелили на нем одеяла, и мальчик улегся ничком, рассматривая бухту. Отец устроился так, чтобы можно было поудобнее вытянуть ноги. Между ними на одеяле – револьвер, сигнальный пистолет и коробка с ракетами. Отец сказал:
– А я полагаю, она не такая уж и плохая. Совсем не плохая история. Что-то в ней есть.
– Не переживай, пап. Я бы хотел немного помолчать.
– А как насчет снов? Раньше ты мне их рассказывал.
– Я не хочу сейчас разговаривать.
– Ладно.
– У меня и сны все какие-то плохие. В них всегда что-то не то случается. Ты сам говорил, что это нормально, потому что хорошие сны – плохой знак.
– Может, и так. Не знаю.
– Когда ты просыпаешься от кашля, то стараешься уйти подальше или в сторону. А я все равно слышу твой кашель.
– Извини, пожалуйста.
– Однажды я слышал, как ты плакал.
– Помню.
– Если мне нельзя плакать, то и ты не должен.
– Хорошо.
– У тебя нога заживет?
– Да.
– Не врешь?
– Нет.
– А то она выглядит ужасно.
– Ну уж, не преувеличивай.
– Тот человек хотел нас убить, так?
– Да, пытался.
– Ты его убил?
– Нет.
– Ты говоришь правду?
– Да.
– Ну ладно.
– Теперь все выяснил?
– Да.
– Я думал, ты не хочешь разговаривать.
– Не хочу.