Дорога без следов

Брызгая слюной, он бросал в лицо кузена горькие слова; всхлипывая и икая, говорил и говорил о том, как он живет тут, среди проклятых лапотников, все более и более опускаясь и не видя никакого выхода. О, если бы он мог взорвать их вместе с их властью, строящимися заводами, колхозами, Кремлем! И повернуть все на старое, как прежде.

– Нормально, – подытожил кузен, дождавшись, пока Сомпольский выговорится и обмякнет, утомленный вспышкой бессильной ярости. – Начнем помогать друг другу…

Устроить Геннадия на стройку оказалось проще простого – рабочих рук не хватало и никто особо ни о чем не расспрашивал. Через несколько дней кузен постучался вечером в окна дома Сомпольских.

– Пошли, дело есть, – мрачно сообщил он выглянувшему на стук Савелию Борисовичу.

Тот неохотно собрался и вышел из дома, отмахнувшись от заворчавшей жены. Идти никуда не хотелось, на душе было противно, и поселился в ней нехороший страх после появления кузена. Донести? Так самого упекут куда Макар телят не гонял. Придется терпеть.

Геннадий привел его в небольшую деревушку, раскинувшуюся почти в пригороде, велел ждать около невзрачного домика, а сам скрылся за его скрипучей дверью. Вскоре он вернулся и позвал брата с собой.

Войдя, Савелий Борисович долго моргал от чада множества лампад перед киотом и запаха незнакомых трав, щекотавшего в носу и вызывавшего неудержимое желание чихнуть. Проморгавшись, заметил маленькую сгорбленную старушонку, сидевшую на длинной лавке с пятнистой кошкой на коленях. Он вообще с детства терпеть не мог кошек, а тут еще вдобавок вонь, непролазная грязь, старуха, похожая на ведьму. Зачем они здесь?

– Подойди, – легонько толкнул его в спину кузен. Инженер послушался.

Старуха неожиданно цепко прихватила его своими жесткими костлявыми пальцами за ухо и посадила рядом с собой на лавку. Савелий хотел возмутиться таким обращением, вырваться, но… покорно сел, почувствовав, как разом ослабели и воля, и колени, а язык словно прилип к гортани.

В губы ему ткнулась деревянная плошка с теплым вонючим питьем, и ведьма ласково прошепелявила:

– Пей, касатик, пей.

Перестав удивляться и сопротивляться даже внутренне, инженер глотнул пахучую жидкость и ощутил легкое головокружение.

Остальное он помнил смутно. Бабка колола его какими-то иглами, поставив перед своим крыльцом, обивала голого холодной водой из ведра и бормотала наговоры…

Очнулся Савелий Борисович от этого кошмара у себя дома, на постели, ранним утром следующего дня. Голова нестерпимо трещала, как с глухого похмелья, во рту противная сухость, рядом басовито всхрапывала жена, а ходики на стене показывав половину пятого. Не сон ли ему привиделся? Но грязные, вымазанные рыжей глиной сапоги, не вымытые женой с вечера и валявшиеся у порога, говорили: нет, не сон!

Потихоньку он сполз с кровати и прокрался к заветному шкафчику. Прилип губами к родному горлышку графина, глотнул, ожидая знакомого жжения в горле и пота слабости, несущего долгожданное облегчение, однако вместо этого почувствовал неудержимый приступ тошноты.

Едва успел выбежать на двор и долго, мучительно выблевывал нутро за углом сарая, жутко ненавидя весь белый свет, проклятую старую ведьму, лишившую его забвения в вине, и хитроумного кузена, выполнившего свое обещание. Отдышавшись, Сомпольский понял, что пить он больше не сможет. Никогда. Иначе приступ окажется еще хуже – он еще ни разу не обманулся в своих внутренних ощущениях, а экспериментировать не было никакого желания.

И началась трезвая жизнь, ставшая для него еще более мучительной, чем прежняя. Злоба уже не копилась и не плескалась через край, – она душила…

Кузен, словно подслушав его настроения, вновь неожиданно объявился. Попарились в баньке, куда не было ходу супруге, пили после парной квасок, и монотонно журчал голос Геннадия, наставлявшего, как жить дальше – что и где узнавать, чем интересоваться, а чем нет, с кем заводить знакомства, а кого опасаться, как огня.

– Уеду я, – потянувшись тощим сильным телом, сказал кузен. – А ты жди, новые люди теперь у власти в Германии, свернут они нашим шею, дай только срок.

– Пока солнце взойдет, роса очи выест, – уныло ответил Савелий. – Тяжко мне, Гена, да еще эта под боком…

– Уладим, – хохотнул, хлопнув брага по плечу, бывший офицер, – не все сразу. Но гляди, – он приблизил свое лицо почти вплотную к брату, глядя ему в глаза. – Ты мне потом свободный нужен будешь. Понял? Новый хомут не надень.

Савелий только недоверчиво хмыкнул и забыл про тот разговор, а кузен вскоре исчез, будто его и не было.

Зимой, отправившись на речку полоскать белье, жена неожиданно провалилась в полынью и, вытащенная из нее, не приходя в сознание, тут же скончалась. Да и вытащили-то, как выяснилось, уже только труп.