Дорога через безмолвие

Райт повел отряд к Куперс-Крику маршрутом, пролегавшим немного восточнее того, по которому пятнадцать лет назад шел Стерт. Они надеялись делать по двадцать миль в день и преодолеть этот этап длиной в 400 миль меньше чем за месяц. После дождей земля вновь ожила, буквально на каждом шагу путешественники наталкивались па неведомые растения, насекомых и птиц; как жаль, что ученые остались в обозе, и некому было их классифицировать… Обитателям вечнозеленых краев здешние места могли показаться бедноватыми, но здесь, в пустыне, картина весеннего преображения радовала взор: дикие цветы покрывали ковром красную землю — алый хмель и бело-желтый алтей, дикий горох Стерта (оказавшийся, кстати, совершенно безвредным для верблюдов) и вездесущие маргаритки, солончаковые кустарники и те цвели.

Бесконечная равнина убегала вдаль, глазу не на чем было остановиться; если на горизонте вдруг выплывал какой-нибудь, пусть даже малозаметный предмет — низкая линия пурпурных холмов или группа эвкалиптов вокруг колодца, — он моментально притягивал, словно магнитом, взор, становился желанной целью в одуряюще пустынном пространстве. По ночам все вокруг затоплял лунный свет, и по небу рассыпались звезды, казавшиеся неестественно крупными в совершенно прозрачном воздухе. Иногда на несколько секунд над головой загорался метеор, проносился, оставив сверкающий хвост, и пропадал в черной выси.

Несколько раз им попадались аборигены. Завидев верблюдов, они застывали как вкопанные и мгновение спустя убегали. Никакие уговоры или дружелюбные жесты не могли заставить их приблизиться на расстояние броска копья. Останавливаясь на ночевки, Берк стреноживал животных и выставлял караульного.

Наконец равнина перешла в холмистую местность с глубокими оврагами, на дне которых дождевая вода, стекавшая по естественным желобам в склонах, собиралась в застойные лужи. Место называлось Мутвинджи, что на языке аборигенов означает «зеленая трава». Оно и сегодня сохраняет свой необыкновенный рельеф — множество примет свидетельствуют о том, что когда-то, в доисторические времена здесь было море; тут находят ископаемые остатки морских животных, а ложбины, усыпанные мелкой галькой, возникли, как считают, под действием морских волн. Возраст этих скалистых образований внушает почтение: им около 500 миллионов лет.

Причудливые деревья и растения облепили кромки ущелий и оврагов — казуарины с темной сморщенной корой и кроваво-красной древесиной, леопардовое дерево в мелкую крапинку, цветущая акация, трава с лимонным запахом, австралийские сосны и снежно-белые эвкалипты, которые растут не прямо, а скручиваются и изгибаются, принимая гротескные формы. Мертвая тишина нарушается лишь визгом бело-розовых какаду.

Рыжие кенгуру и эму при появлении людей беззвучно исчезают, словно растворяясь в пустоте; здесь водятся змеи и ящерицы, ромбические питоны и маленькие гекконы, быстро семенящие на мягких «подушечных» лапках, ежи, серые мыши и прочая мелкая живность. Стрекозы с алыми крыльями мечутся над зеленовато-мутной водой, а муравьиные львы прокладывают в песке тайные ходы, дожидаясь, пока черные муравьи скатятся им прямо в рот. В бледно-голубом небе, раскинув метровые крылья, кружит, словно патрульный самолет, клинохвостый орел.

Аборигены считали Мутвинджи священным местом. Здесь они совершали свои обряды, разрисовывали символами стены пещер. На скалах осталось множество отпечатков ладоней и ступней: аборигены обмазывали их охрой и прикладывали к поверхностям камней. Среди изображений — огромный восьмиметровый питон, кенгуру, эму, бумеранги, крошечные фигурки людей, различные цветы и продолговатые предметы с утолщением на конце, которые с равным успехом можно принять как за ящериц, так и за фаллические символы. Аборигены складывали из обломков камней церемониальные пирамиды, выдалбливали углубления, в которых растирали семена нарду, из острых осколков делали наконечники для копий и стрел, из выщербленных камней — трещотки; привязанная к длинной веревке и раскрученная над головой, она производит шум, особенно оглушительный в этих безмолвных ущельях, где малейший звук отдается раскатистым эхом.

Людвиг Беккер наверняка пришел бы в восторг от этого впечатляющего зрелища, но Берк и его отряд постарались побыстрей выбраться из Мутвинджи. Уиллс упоминает в полевом журнале о «мрачных ущельях», где, несмотря на обилие воды, никто не захотел разбить лагерь.

Далее вновь потянулась однообразная равнина; путешественники шли от одного крика к другому, на каждой стоянке вырезали на дереве крупную букву «Б» и римскими цифрами — номер лагеря, чтобы тыловая группа могла следовать их маршрутом. Одолев благополучно 200 миль, Берк остановился на дневку у болотистого места, названного им Торовото; отсюда Райту предстояло вернуться к арьергарду. Берк отправил с ним в Комитет письмо, в котором сообщал, что экспедиция шла по «пригодным для овец пастбищам», а лошади и верблюды находятся в хорошей форме — словом, все идет благополучно.