Дорога через безмолвие

Несомненно, самым тягостным в их жизни была неимоверная скука: часами они сидели у костра, потягивая чай, без книг, без дела, без каких-либо развлечений — просто сидели, глядя на языки пламени. Эту скуку нельзя было назвать «гарнизонной» — слишком далеко от цивилизации забросила их судьба; в «зловещем пятне» полностью терялось ощущение времени и пространства. Между тем, несмотря на одноцветье, монотонность и безмолвие буша, там можно было увидеть впечатляющие картины. В центре Австралии — совершенно фантастические восходы и закаты: первые и последние лучи солнца озаряют небо таким пронзительным светом, что все вокруг — каждый кустик, каждое дерево и сама земля — на несколько минут окрашивается в красные, оранжевые, розовые и золотые тона.

Вряд ли кто-нибудь из членов группы был знатоком или любителем дикой природы, но происходившее возле: Куперс-Крика наверняка не оставило их равнодушными — ведь этот край известен как один из самых грандиозных в мире птичьих «базаров». Как раз у лагерной стоянки крик был особенно живописен: стоя на берегу, протоки длиной в четверть мили в предвечерние часы, ощущаешь себя зрителем на театральном представлении. Медленно начинает гаснуть солнечный свет, и откуда-то «из-за кулис» появляются тысячи карелл и белых какаду; оглашая воздух громким визгом, они суетливо прыгают с ветки на ветку, выбирая насест для ночлега. Из тростниковых зарослей выбираются на свет божий маленькие робкие лысухи и быстро семенят к воде. Любой шорох повергает их в панику, и они мчатся назад в укрытие, похожие на перепуганных черных цыплят. Все деревья, словно рождественские елки, расцвечиваются живыми гирляндами из попугаев и какаду, заросли акации разукрашиваются стаями красноклювых птиц — глаз просто не успевает следить за безостановочным прибытием и отбытием все новых и новых партий ржанок, орлов, ворон, малюсеньких ткачиков, цапель, голубей… всех просто не перечесть. Они щебечут и охорашиваются, тряся помпонами, хохолками, султанами.

На зеркальную поверхность заводи садятся черные лебеди и пеликаны — нелепо размахивая крыльями и вытянув вперед перепончатые лапы. По мере того как меркнет свет, крик становится золотистым, розовые какаду парочками подлетают к воде, озабоченно подергивая головками после каждого глотка, и ярко-розовый цвет их грудок отражается в крике. Но вот опускается тьма и берег погружается в умиротворенную тишину; разве что какая-нибудь недотепа-карелла свалится вдруг с сухой ветки, и вся стая с пронзительным воплем белым облаком взметнется в воздух. Подобное повторяется раз-другой, но наконец воцаряется полный покой.

Такие вечера на Куперс-Крике, когда он ощущает блаженное отдохновение — награда путешественнику за дневную духоту. А утром опять начинается рутина, особенно смертельно тоскливая, если она связана с ожиданием. Можно лишь вообразить, что должны были испытывать люди Браге: день за днем одно и то же, никаких перемен, никакой весточки из внешнего мира. В подобных условиях парализуется воля, теряется способность к здравой оценке реальности, одолевают тяжкие думы и сомнения, человек погружается в полудремотное состояние.

Смело можно считать, что их участь была менее завидной, чем у рейдовой группы, отправившейся к заливу; несмотря на все тяготы, четверка Берка имела стимул — продвижение к цели и перспективу увидеть долгожданное море. А в лагере на Куперс-Крике нескончаемо тянулось время, спутники Браге перестали ловить рыбу и стрелять уток — какой в том прок, когда в запасе провиант? Свежая пища была для них жизненной необходимостью, но полусонное сознание и душевный паралич давали себя знать — с каждым днем совершать малейшее действие становилось все труднее. Позднее, отвечая на вопрос, вел ли он дневник, Браге отвечал: «Нет, не вел. А зачем? Ничего же не происходило».

Так они и сидели у склада, слабо отмахиваясь от мириад насекомых, летевших и сползавшихся на свет костра; противные пятнадцатисантиметровые многоножки, скорпионы, мотыльки, жуки с гигантскими прозрачными крыльями, разнообразные муравьи — вся эта бурлящая, таинственная жизнь нового края не интересовала обитателей лагеря; для них эти мерзкие букашки вместе с мухами, комарами и крысами были адской мукой, отравлявшей их и без того непростое существование в пустыне. Как говорил Берк, «Куперс-Крик в летний период — не дачное место». Итак, они сидели и ждали, поскольку, кроме этого, других занятий не существовало.

Март сменил февраль; Берк не появлялся, но Браге пока не беспокоился — назначенный руководителем срок истекал лишь к середине месяца. Зато исчезновение Райта представлялось совершенно загадочным. Ведь он был отправлен в конце октября из Торовото с твердым наказом как можно скорее подтянуть к Куперс-Крику отставший караван с основным запасом провизии. Прошло, однако, больше четырех месяцев — срок, вполне достаточный, чтобы проделать этот путь не один, а несколько раз — но от Райта никаких вестей. Что могло случиться в Менинди? Почему его нет?