Дорога дней

Вечером пришел с поздравлениями Врам. Он был очень пьян, из кармана торчало узкое горлышко бутылки. Вошел, пошатываясь, и прямо у дверей всхлипнул как маленький:

— Братец Торгом, умереть мне за тебя, вернулся!

— Опять нализался, дуралей! — снисходительно сказал Газар и вывел его.

Но уже через два дня радость, вызванная возвращением Торгома, омрачилась. Во время очередной стычки с Каринэ тикин Грануш так избила девушку, что Мариам-баджи, моя мать и сестрица Вергуш с трудом вырвали бедняжку из рук разъяренной «невестки-ханум».

Лицо Каринэ было в крови. Обессиленная, она едва дышала, а тикин Грануш истерично визжала:

— Гадина, бесстыжая тварь, смеет еще руку на меня поднимать!

Домой вернулся парон Рапаэл. Никогда прежде мы не видели его таким злым. Он не кричал и не ругался, как обычно. Узнав обо всем, схватил Грануш и прямо на балконе, на глазах у всех, стал избивать ее.

Никто и не пытался вырвать Грануш из рук Рапаэла. Мужчин во дворе не было, а женщины боялись вмешиваться, да и радовались в глубине души этой расправе.

Мариам-баджи увела Каринэ к себе и уложила на тахту. С балкона парона Рапаэла все еще слышались визги Грануш, когда домой вернулись товарищ Сурен и Газар. Их приход отрезвил Рапаэла. Он устало присел на ступеньки балкона и тупо уставился на мужчин.

— Что еще случилось? — спросил Газар.

Парон Рапаэл молчал.

Тогда женщины рассказали. Товарищ Сурен, едва сдерживая ярость, выдавил:

— Я их под суд отдам.

Но товарищ Сурен не отдал под суд тикин Грануш — соседи отговорили. Вместо этого раз и навсегда был решен вопрос об уходе Каринэ из дома парона Рапаэла. Мариам-баджи удочерила ее и по инициативе товарища Сурена все это официально оформила.

Парон Рапаэл стал еще более неразговорчивым и замкнутым. Говорили, что он вечерами втихомолку побивает тикин Грануш.

А Мариам-баджи стала самым счастливым человеком в квартале.

НАШИ С ОТЦОМ ТАЙНЫ

Суд над Торгомом затягивался. Казалось, что «там» уже позабыли и о Торгоме, и о его злополучном бидоне, и вообще о пожаре в кооперативном магазине. Сам Торгом пока работал на строительстве школы. Вечером возвращался домой страшно усталый и не выходил во двор посидеть с соседями. Соседи изредка навещали его, чтобы задать один и тот же вопрос:

— Ну, что нового?

— Да ничего, — отвечал Торгом.

— А дальше-то как?

— Почем я знаю!

И на том разговор кончался.

Но через несколько месяцев выяснилось, что «там» не позабыли ни о Торгоме, ни о пожаре.

Как-то под вечер зашел к нам незнакомый парень и вручил отцу какую-то бумагу.

— Прошу вас об этом никому ни слова, — сказал юноша и ушел.

Когда он ушел, отец протянул бумагу Зарик. Зарик быстро прочла ее. Там было написано, что отец завтра должен явиться к прокурору.

— А я тут при чем? — удивился отец.

На следующий день отец ушел, и мы с нетерпением ждали его возвращения. Конечно, никто из соседей не знал, куда идет отец. Между прочим, это была первая тайна, которую я скрыл от Чко, и, честно говоря, мне это было нелегко сделать.

Наконец отец вернулся. Зарик не было дома, а я сидел на тахте с книжкой в руках и делал вид, что учу уроки, но на самом деле мысли мои были далеко.

— Ну? — нетерпеливо спросила мать.

Прежде чем ответить ей, отец посмотрел в мою сторону и тихо сказал:

— Ну-ка, сынок, сбегай принеси мне холодной воды.

Я с неохотой взял стоявший в углу кувшин и вышел.

Когда я вернулся, отец уже сидел на своем обычном месте и латал башмак, а мать зажгла примус и поставила огромный котел с водой, чтобы вечером замочить белье для стирки. Я налил в стакан воды, протянул отцу. Он поднял голову, машинально взял стакан и, выпив воду, сказал:

— Будь здоров, сынок.

На этом и закончился наш разговор. Я понял, что на интересующие меня вопросы не получу ответа.

Но ночью я кое-что уяснил для себя.

Было поздно, мать уже потушила лампу, мы легли спать. Я лежал с закрытыми глазами и думал об этом загадочном происшествии. Родители молчали. В темноте четко тикали стенные часы.

Я вдруг услышал шепот матери:

— Месроп, никак я не могу уразуметь, чего это тебя вызывали.

— А я знаю?

— Что же тебе сказали, когда ты пришел?

— Не жалуюсь, очень культурно меня приняли. Там был какой-то пожилой человек и еще тот парень, что приходил вчера.

— Ну?..

— Этот человек сказал «садись», и я сел.

— Дальше!

— Потерпи-ка, дай мне сказать.

— Ладно, ладно, — уступила мать.

— Ну, сел я, а он говорит мне: «Ты Смбата знаешь?» Говорю: «Какого это Смбата?» А он: «Того, — что сумасшедшим зовут». Говорю: «Да кто же его не знает? Целый день болтается на улицах». Говорит: «А в последние дни ты видел его?» Говорю: «Нет, не попадался вроде на глаза». Говорит: «А может, ты его с Рапаэлом или с Врамом видел?» — «Да нет», говорю. Потом: «А Врам что за человек?» Тут я не стерпел, плохо, конечно, о соседе худое говорить, да не мог скрыть — государственный ведь человек, — и говорю ему: «Пьет с утра до вечера, а домой придет — жену избивает. Словом, не человек он вовсе».

— А о Торгоме ничего не спросили?

— Нет.

— А про бидон?

— Да нет же, нет.

Помолчали, потом мать сказала: