Дорога дней

Но все-таки благодаря стараниям наркома и моего учителя в середине мая училище было открыто, а я стал одним из его первых учеников «по классу фортепьяно», как говорил товарищ Папаян.

Мой отец был доволен своей новой работой и получал уже столько, что я мог оставить мастерскую. Но я так свыкся с мастерской, так полюбил своих товарищей, что не отказался от работы в мастерской, тем более что занятия в училище, к счастью, начинались во второй половине дня.

Итак, я знакомился с токарным станком и выполнял уже разные несложные задания, обтачивая под наблюдением мастера Амазаспа детали машин, а потом под руководством товарища Папаяна, который теперь был директором нашего училища, обучался музыке.

А на нашем дворе происходили радостные события.

Как-то вечером к нам домой зашел товарищ Сурен. Отец и мать с соседями сидели под тутовым деревом, а я и Зарик, то и дело мешая друг другу, готовили уроки. Мы уже чуть ли не дрались, когда вошел товарищ Сурен.

— Все никак не поладите друг с другом?

— Да вот, мешает читать, — пожаловалась Зарик.

— Это ты мешаешь, — сказал я.

— А что я делаю?

— А я что делаю?

— Ну ладно, ладно, — засмеялся товарищ Сурен, — моя комната сейчас свободна, Зарик-джан, иди заниматься туда.

Зарик ушла. Товарищ Сурен сказал:

— Рач!

— Что?

— Поди-ка позови сюда отца, мать и Газара.

Я встал, чтобы пойти за ними, а он вполголоса добавил:

— И не кричи на весь двор, только им и скажешь.

Вскоре отец, мать, Газар и товарищ Сурен сидели за нашим столом. Первые трое довольно улыбались, а товарищ Сурен смущенно мял в руках кепку и, опустив голову, что-то очень тихо говорил им.

Я занимался, сидя у раскрытого окна, и почти ничего не слышал из их разговора.

Скоро товарищ Сурен поднялся. Я посмотрел на него. Было видно, что он с большим трудом признался в чем-то и теперь, уже успокоившись, счастливо улыбается.

Зато Газар просто сиял.

— Умереть мне за тебя, Сурен-джан, ты только скажи, а я хоть сейчас пойду.

— Нет, нет, в воскресенье.

Моя мать согласилась:

— Да, братец Газар, в воскресенье и пойдем, приготовиться нужно…

Все трое поцеловали товарища Сурена, а он подошел ко мне и, как тогда, в Новый год, прижал к груди и сказал:

— Рач-джан, братишка…

Я СТАНОВЛЮСЬ СВАТОМ

Мариам-баджи была мастерица печь пахлаву. Раньше, когда моя мать собиралась испечь что-либо, а это случалось у нас не часто, она непременно звала Мариам-баджи. Но в этот день она не стала посылать меня за ней, прогнала из дому, чтобы я не мешал, и строго наказала:

— Гляди не растрезвонь на весь двор про пахлаву.

Было ясно, что она хочет сохранить в тайне свои кулинарные опыты.

Наконец поздно вечером пахлава была готова. Мать разложила самые лучшие куски по краям большого медного блюда и сказала отцу:

— Принеси-ка, Месроп, все остальное.

Из стенного шкафа отец вынул какую-то красивую бутылку с серебряным горлышком. Я удивился: у нас такой не было; видимо, отец еще днем купил ее на Кантаре.

Бутылку поставили на середину блюда, а вокруг нее насыпали гору конфет и сушеных фруктов так, что на виду осталось только серебряное горлышко. И в эту гору воткнули еще пять красных яблок. Мать отошла назад, со всех сторон оглядела блюдо:

— Хорошо…

Но самое интересное было еще впереди.

Из кармана отец достал маленькую бархатную коробочку. Коробочка выглядела очень красивой, но то, что увидел я внутри нее, превзошло все мои ожидания. В небольшом углублении из бархата лежало блестящее золотое колечко.

Родители мои долго спорили, положить коробочку на блюдо или нет. И, как всегда, в споре победа осталась за матерью. Коробочку положили на блюдо среди конфет.

— Ну, спите, — сказал отец и запер блюдо в шкафу до следующего вечера.

Легко сказать «спите», когда вокруг происходят такие интересные и таинственные события! Мы улеглись, мать погасила свет, а я стал думать о завтрашнем дне.

Завтра воскресенье. Завтра вечером товарищ Сурен, отец, мать, Газар, сестрица Вергуш и я понесем это блюдо к Мариам-баджи. А золотое колечко — это знак обручения. Завтра обручение Каринэ и товарища Сурена. А обручить — значит надеть колечко на палец Каринэ. Уже решено, что это должен сделать я. Конечно, настоящий сват — мой отец, но он хочет, чтобы и я был сватом.

— Мне жить уже недолго осталось, — говорил он печально, — а у вас с Суреном вся жизнь впереди.

Печаль отца угнетала меня, но все-таки быть сватом так интересно и приятно! К тому же я знал, что делаю для товарища Сурена что-то очень хорошее.

Меня учили:

— Наденешь кольцо на палец Каринэ и скажешь: «Чтоб вы на одной подушке состарились».

Легко сказать «спите»… Завтра вечером мне предстоит такое дело! Завтра вечером должны обручиться товарищ Сурен и Каринэ.

Я уже знаю, почему обручаются парень с девушкой. В конце концов и я когда-нибудь обручусь. Но с кем? Я знаю только двух красивых женщин: Егинэ, жену товарища Папаяна, и Каринэ, которую я завтра сам обручу с товарищем Суреном.

Легко сказать «спите»…

На следующий день наша тайна была известна не только всему двору, но и половине нашего квартала. Только и было разговоров что об обручении.