Дорога дней

В больнице Вардана кормили хорошо, но, кроме того, ему носили передачи и из детдома, и наши соседи, которые полюбили его как родного, в особенности мои родители и Мариам-баджи. Они не видели еще Вардана, по его самоотверженный поступок был известен всем до мельчайших подробностей.

Моя мать уже совсем наловчилась печь пахлаву, и я вместе с печеньем Мариам-баджи ношу в больницу и мамины изделия.

Теперь, когда опасность миновала, я рассказываю разные истории Вардану и остальным обитателям палаты.

По вечерам в читальном зале детской городской библиотеки снова появляется курчавый мальчик и, склонившись над книгой, читает до позднего вечера, до тех пор, пока Асмик не скажет, положив руку на его плечо:

— Хватит, Рач, пошли.

И снова они вместе выходят на улицу. Асмик идет с ним до угла. По дороге они разговаривают о книгах. Прощаясь, девушка ласково проводит по его кудрявой голове, а смущенный мальчик, который уже чуть больше разбирается в жизни, с сожалением думает о том, что Асмик взрослая и что с ней нельзя будет обручиться.

В больнице, устав рассказывать истории, я начинал шалить и резвиться, как теленок, которого выпустили из темного хлева на зеленую травку. В подобных случаях больные, няньки, сестры, врачи — все недовольно ворчали:

— Опять… Как с цепи сорвался! Да пойми же, больница это, не базар.

И я, обуздав свое веселье, подходил к другу:

— Привет храброму Вардану! Как себя чувствует мой полководец?

Он снисходительно улыбался:

— Садись, чего расшумелся, пустомеля…

Но как тут усидеть! На другой день после шутливого замечания доктора Асмик по моей просьбе выдала мне книгу о Вардане Мамиконяне, и теперь я знал ее почти наизусть, и не только я, но и Вардан и соседи по палате. Дело дошло до того, что в больнице все уже звали моего друга не иначе, как «полководец Вардан», а обо мне говорили, смеясь:

— Пропустите его. Дорогу верному воину Вардана Мамиконяна!

Но когда я уж очень надоедал всем, Вардан смущенно просил:

— Перестань, Рач, коли брат ты мне…

В один из таких вечеров он вдруг позвал меня:

— Рач, хочу сказать тебе что-то.

— Слушаю тебя, мой полководец.

— Вот об этом и хочу сказать. Ведь меня так и в приюте называли.

— В каком приюте? — удивился я.

— В Александрополе, в приюте.

— Вай, ты, значит, в приюте был?

— Был, четыре года.

— Потом?

— Потом удрал.

— Почему?

— Голодно было, да и били очень.

— Кто бил?

— Парон Маркар.

— Какой парон Маркар?

— Да не знаешь ты его. Он теперь тут, учителем.

— Неужто Газет-Маркар?

Вардан засмеялся:

— Это его раньше звали Газет, теперь он учитель.

— А чего он от тебя хотел?

— Надзирателем был он у нас. Он меня и назвал Вардан Мамиконян. Менял имена всем малышам. Говорил: «Ну и назвали же вас: Амбарцум, Лусеген, Мнацакан, — все вы теперь будете носить имена армянских героев: Гагик, Арам, Тигран, Айк». А меня назвал Варданом Мамиконяном. Сказал: «Вардан — армянский полководец, воевал с персами». С того дня и стали ребята меня изводить: полководец да полководец, а теперь ты…

Я смутился:

— Коли обижаешься, больше не буду.

— Нет, чего там!

— Вардан!

— Что?

— А раньше тебя как звали?

Мой товарищ вздохнул.

— Фамилии не помню. Ведь когда меня взяли в приют, мне всего четыре года было. А звали Каро.

— Каро.

Я насторожился.

— Где тебя нашли? Отца, мать как звали?

— Отец? Отец давно умер, я его почти не помню, только вот знаю, что чесальщиком он был…

Сердце мое бешено заколотилось.

— В Эчмиадзине меня подобрали, — не подозревая ни о чем, ровным голосом продолжал мой друг. — Мать моя там от тифа умерла. Мариам звали…

— Вай, Каро! Каро! — закричал я и выскочил из палаты.

На лестнице я налетел на сестру, которая несла стеклянную пробирку с какой-то жидкостью. Пробирка упала и разбилась, но я не остановился, а сестра разъяренно закричала мне вслед:

— Черт бы тебя побрал!.. Ну что за наказание!..

Но я уже мчался по улице. Я ничего не замечал, не замечал детворы, которая гналась за мной:

— Держите его, держите хулигана!..

А какой-то милиционер, громыхая тяжелыми ботинками, пытался остановить меня:

— Эй, малыш, погоди! Не бойся, постой-ка…

Ворота двора с шумом распахнулись и ударились об стену. Увидев меня и вошедшего вслед за мной милиционера, все сидевшие под тутовым деревом вскочили от удивления.

Я подбежал к Мариам-баджи, повис у нее на шее, и задыхаясь от волнения и от слез, еле пролепетал:

— Баджи-джан, баджи-джан, Каро, Каро…

Баджи изумленно перекрестилась:

— Господи Иисусе…

А я стал плясать перед ней, смеясь и всхлипывая.

Как и все, опешив от изумления, растерянно следил за моими бешеными прыжками милиционер.

ПОЛДЕНЬ

ПРОШЛО ДВА ГОДА

Прошло два года.