Дорога дней

Помянули Врама и Зарик, молча, не чокаясь, выпили за упокой их душ. Женщины стали всхлипывать, Мариам-баджи запричитала…

Не спали всю ночь. Утром подъехали телеги, и тут выяснилось, что Торгом не ошибся в своих расчетах. Сестрица Вергуш друг за дружкой вытащила из своего подвала несколько кувшинов, несколько бочек, какие-то железки, старый примус, целую кучу табуреток и прочий хлам. Все это мы погрузили на телеги. Отец, Торгом и Газар с трудом вытащили комод, который сестрица Вергуш заранее освободила от вещей: их хватило на целую телегу. Тут была посуда, бутылки, мешочки с сахаром, с сушеной зеленью, с крупой и разными продуктами. Двое мужчин подтащили к подводам три мешка муки. Потом стали выносить постель. Тут уж удивлению моему не было предела. Под руководством Каринэ я погружал вещи на телеги. А их всё несли и несли: подушки, одеяла, мутаки и несчетное количество тюфяков.

Наконец вытащили две тахты и старый стол.

Когда все это погрузили на телеги, а сестрица Вергуш и шесть ее дочерей уже сидели в фаэтоне, Газар снова обратился к собравшимся:

— Ну, будьте здоровы, не поминайте лихом!

Он уже подал знак, чтобы телеги и фаэтон трогались, когда вдруг сестрица Вергуш вскрикнула:

— Вай, чтоб ослепнуть мне, а домовая книга, а печать?

Разворошив две телеги, наконец, нашли домовую книгу и печать, которые сестрица Вергуш торжественно протянула Каринэ:

— На, Каринэ, я знаю, теперь ты будешь домоуправом…

Пустились в дорогу. Во дворе почти никого не осталось, все пошли вслед за телегами. Телеги скрипели, и, ударяясь о колеса, громыхал бидон из-под керосина. Сестрица Вергуш беспокоилась:

— Слушай, этот бидон вконец разобьется!

Бидон переложили. Воцарилось странное молчание. Мы не знали, о чем говорить.

Наконец перед нами открылся широкий проспект, по обеим сторонам которого, за деревянными заборами, высились недостроенные дома.

— Вот здесь будет маслокомбинат, — объяснял Торгом, — здесь — родильный дом, а этот — тоже жилой…

Некоторые дома были уже готовы. Трехэтажные, четырехэтажные, белые, серые, розовые, с широкими окнами, просторными подъездами.

Остановились у одного из этих зданий. Газар достал ключи и вошел в подъезд.

Квартира его была на третьем этаже. Мы с восхищением осмотрели две комнаты, кухню, которая была не меньше прежней комнаты Газара, балкон, откуда виднелось наше тутовое дерево. По этому поводу Хаджи насмешливо сказал Газару:

— И чего ты так убивался, парень, — ведь совсем рядом живешь…

Когда вещи перенесли в квартиру, оказалось, что их действительно мало. Расставили все в одной комнате, а другая оставалась совсем пустой.

Газар прибил в пустой комнате огромный гвоздь и повесил два красных дгола…

„СПРАВЕДЛИВОСТЬ ХВОРАЕТ, НО НЕ УМИРАЕТ…“

Я никогда не забуду этого собрания. Дело было, конечно, не в «модельных» туфлях отца или «духовном лице» — Комитасе, хотя были упомянуты и туфли и Комитас. Обсуждался вопрос о новой трудовой школе, которую товарищ Шахнабатян, «Умерла — да здравствует» и им подобные представляли совсем не так, как сотни людей, сидящих в зале.

Особенно радовало меня то, что место товарища Папаина как представителя наркомата просвещения было в президиуме, а «Умерла — да здравствует» сидела в зале.

Наконец к трибуне вышел тот самый человек в очках, с которым я сфотографировался еще в музыкальной школе.

— Товарищи! — начал он. — Наркомат просвещения в последнее время организует такие совещания во всех школах города и республики. Наркомат поручил мне и товарищу Папаяну провести у вас собрание…

Это была настоящая буря.

Откуда было известно Центральному Комитету все то, что волновало нас — товарища Папаяна, товарища Миракяна, товарища Драмбяна, Парнака Банворяна, Лилик Тер-Маркосян, меня?..

— Центральный Комитет требует… — И слова наркома терялись в громе аплодисментов.

Многого я не помню. Помню только, что выступила и «Умерла — да здравствует». Свою пламенную речь она закончила следующими словами:

— Время покажет, кто был прав. Я… мы уйдем. Напоминаю: справедливость хворает, но не умирает… А пока что, — она подошла к наркому и протянула ему какую-то бумагу, — вот мое заявление…

— Мы предлагаем вам работать вместе с нами, — сказал нарком. — Просто придется перестроиться.

— О не-е-ет, — протянула «Умерла — да здравствует», — не знаю, как кто, а я не могу.

…Газар снова обратился к собравшимся:

— Ну, будьте здоровы, не поминайте лихом!

Она гордо сошла со сцены и не оглядываясь вышла из зала.

После совещания мы все высыпали на улицу. Товарищ Папаян обнял меня за плечи и рассказал последнюю новость:

— С сентября открывается музыкальная десятилетка.

Рядом с нами шли Газет-Маркар и Парнак Банворян.

— Давно надо было устроить это совещание. Я всегда так думал, — говорил Газет-Маркар.

Асатур шел мрачный. Он хорошо понимал, что звезда его закатилась.

Все ушли. Получилось так, что я должен был проводить Шушик. Мы попрощались с товарищем Папаяном и Асатуром.

— Я тебя провожу, Шушик, — предложил Асатур.