– Я ненавидел себя. На ее похоронах молился, чтобы в меня долбануло молнией. Подумывал о всяком. Пока не снизошло. Зато ее смерть спасла меня. Спасла, сечешь? Я избавился от зависимостей, это оказалось просто. Она пожертвовала собой ради меня. Достоин ли я такой жертвы? Я молился. Маленькая иконка у меня была. Молил о прощении. Понял, что говорю не с Богом, а с мамой. И только с мамой. Крестик, что я ношу, это не оберег или кусок металла. Это действительно мой крест. Он принадлежал моей матери… Она умерла из-за меня… Я ее убил… И… Не могу внятно объяснить, я просто не нахожу слов… Просто не нахожу слов, блин. – Лис успокаивался. – Как бросил всю эту идиотию – женился. Познакомился с Алисой. – Он расстегнул внутренний карман комбинезона, пошарил там и протянул Михаилу фотографию: – Вот она. Красавица, правда? Познакомился как в голливудской мелодраме. Ну, то есть я до этого думал, что такое только в фильмах возможно. Судьба. В кино случился копеечный сеанс, а мне необходимо было убить время. Встреча по работе, в другом городе, а я, естественно, заранее приперся. На соседнем кресле увидел ее. Мы разговорились, пошли гулять, прошлялись до самого утра, говорили ни о чем, но в то же время обо всем. Я проводил ее до дома, а там все и закрутилось. Я забыл о деловой встрече, потерял шанс на работу, но все это меня не трогало. Мы встречались каждый день. Медленно, но верно строили наши отношения. Через четыре года расписались, я еще в армии успел срок отмотать. Ранили – вернулся. Чечня…
«Сплюнул.
Только и всего, сплюнул…
На большее у него сил не хватило.
Ему стало грустно. Сильно-сильно защемило что-то в груди, а казалось, что щемиться там уже нечему. Но выдохнул. Протер глаза окровавленными пальцами, будто бы это могло помочь ему вновь прозреть. Нет. Глаза посекло осколками – рядом подорвалась вражеская граната. Глаза сочились красной грязной кровью вперемешку с гноем. Пот и кровь текли по небритым щекам. Да и с ушами проблема – лопнули барабанные перепонки, ничего он не слышал, не мог слышать, а рядом все продолжали рваться гранаты. Уже засыпало землей, а он все сплевывал и сплевывал.
Кто-то ухватил его за ладонь и сжал крепко-крепко, по волосам погладил. Дыхание уловил. Наверное, этот кто-то прошептал слова утешения. Женская рука, ее ни с чем не перепутаешь. Медсестра.
Зря. Женщинам не место на поле битвы, а она все равно…
Все равно здесь.
Она исполняет свою работу наравне с мужчинами, с одной лишь разницей: мужчины отправляли людей в лапы смерти, а санитарки вырывали жертв из этих костлявых лап, вцеплялись в бойцов и не отпускали до тех пор, пока последние силы не покидали их израненные тела. Не могли отпустить, не хотели, работа у них такая. Суровая работа, страшная, но необходимая.
Что-то ужалило в плечо, что-то неимоверно горячее.
Пуля.
Брызнула кровь, но он не почувствовал. Зато уловил запах. Запах дешевых духов, тех самых, что сам же и принес ей вчера. Или не уловил? Или это все фантазии?
Ноздри были забиты грунтом – дышать невозможно.
Еще разрыв.
Накрыло пылью, укутало, словно одеялом, а камешками, мелкими острыми камешками, посекло незащищенную кожу, да только это все уже неважно. Уже ничего не важно.