Не знаю, чего он хотел и каких церемоний погребения ожидал, но чуйке Гумунгуса я доверял больше, чем мнению богов, которых я вижу в первый и последний раз. А если кто-то не уверен, что наша встреча последняя, то могу ему помочь. Нервы на пределе. Впереди умирающий Друмир, и не стоит заслонять его своей тощей фигурой с дешевыми претензиями. Втопчу в гранит и скажу, что так и было.
– Ра-а-а-р! – возмущенно взвыли из-под завала, и наружу показалась взъерошенная мордаха Гамми. Чуть подпаленный, украшенный ссадинами, но формально целый.
Приветственно рявкнув встревоженному деду, он рывком выбрался наружу. Неожиданно ловко увернувшись от воспитательного шлепка, он бросился к одному из тел, что прикрывало его собой от разбушевавшейся стихии. Бережно перевернув погибшего лапой, Гамми обреченно заскулил и принялся ожесточенно вылизывать ему лицо.
Разглядев четыре параллельных шрама на виске, я вполголоса выругался:
– Хаос…
Доппеля-мастера было откровенно жаль. Он хоть и клон, но человечнее многих разумных. Однако божественная чуйка уверенно подсказывала – если и была у доппеля душа, то сейчас она где-то очень далеко. И перед нами не более чем мертвое тело, жестоко обожженное первородным Хаосом.
Однако тело было несогласно. Неожиданно вздрогнув, Квазимодо судорожно вздохнул и, закашлявшись, рывком уселся на остатках тротуарной плитки.
Я рефлекторно развеял вырвавшуюся из его горла первостихию и провел над телом рукой, ощупывая все ярче разгорающуюся ауру. Хм, реально живой…
– Живой… – не менее удивленно подтвердил Квазимодо.
Ласково потрепав по загривку льнущего к нему Гамми, он вдруг замер и повернулся к медвежонку:
– Судя по логам, это ты меня вытащил. Как же так? У тебя, конечно, есть способность к суточному воскрешению, но она ведь персональная! Неужели опять в магосхемах накосячили? Вот что за боги? Просил ведь – рассчитайте все адресно, по слепку энергоканалов! А они: «Не богохульствуй, мол, возьмем стандартную схему от лекаря да обрежем, чтоб в мелкого влезла!» Обрезали, порождения Хаоса!
– Молись на них, – улыбнулся я, подавая Квазимодо руку и помогая встать. – Ты им жизнь должен.
– Это не повод халтурить! Энтропия копится, открывая путь Хаосу в наших сердцах. Не можешь творить? Сгинь в Пустоте, Древо не бесконечное!
Я хмыкнул. Где-то я уже слышал нечто похожее. Москва не резиновая?
А вот Сиреневому спич Квазимодо зашел до глубины души. Маленькие кулачки решительно сжались, головенка усердно кивала в такт словам, и даже скупая слеза домового сорвалась с его щеки и глубоко впилась в неразрушимый фундамент Яруса.
И снова – хм…
Может, мой завхоз когда-то при самом Творце служил, присматривал за пентхаусом ЕГО на восемьдесят первом? Как же он тогда оказался на минусах да еще без памяти? Одни вопросы, ответов бы горсточку…
Зов бога-родителя заставил Квазимодо обернуться. Плечи мастера поникли, взгляд наполнился тоской. Выкраивая секунды, Ква рванулся к медведям и крепко стиснул их в объятьях. Пошмыгал носом, уткнувшись в жесткую шкуру. Наконец, отмахнувшись от слов благодарности, захромал в сторону покосившегося фасада своей лавки.
Гамми проревел вслед что-то призывное, но, не получив ответа, вдруг встал на задние лапы и взвыл, закручивая вокруг себя разлитую в пространстве силу. Сформировав что-то очень похожее на неуклюжий зверобожий баф, он толкнул конструкт в сторону Ква. Мастер запнулся, на мгновение покрылся звериной шкурой. Обернувшись, махнул нам на прощание рукой и грустно улыбнулся. Крупные медвежьи клыки сверкнули между его губами. Клон не властен над своей судьбой…
Хлопнула и осыпалась стеклом дверь лавки фамилиаров. Тени сгоревших доппелей, до последней капли веры удерживавших щит, хиросимными контурами отпечатались на стене. Ох и натворили мы делов…
Подошедший серафим навис надо мной трехметровой статуей и сочным баритоном подтвердил мои невеселые мысли:
– Уважаемый Лаит, при всем моем расположении…
– Да? – готовясь к хреновым новостям, натягиваю на лицо непроницаемую маску и поощрительно приподнимаю бровь.
Ангел замялся, прочищая горло, кашлянул в покрытый ссадинами кулак.
Что ж он неуверенный такой? Вроде как целый Страж и Эмблема Творца, а мнет грязные перья, словно потрепанный голубь мира.
Серафим болезненно поморщился, рефлекторно дернул левым крылом, что самопроизвольно било мелкой дрожью.
– Советом Стражей ваше пребывание на Нулевом признано нежелательным. Нет-нет, мы не имеем претензий! Вы не нарушали законов ЕГО, в чем-то даже наоборот… Но, согласно видениям тактического оракула, вокруг вашей фигуры разворачиваются слишком могучие силы. Мы не боимся, в нас нет страха. Гасить источники угроз – это часть нашей миссии. Но… уровень возмущений вокруг вашей фигуры – сорок две единицы по линейке Неопределенностей Оракула. Поверьте, это много…
– Достаточно, чтобы стереть текст со страниц Книги Жизни. И не только своей… – не очень внятно произнес Сиреневый, а затем удивленно уставился на меня. – Вспомнил, надо же!