Читаем Дорога домой полностью

– А это уже государственная тайна! – поднял кверху палец Боров. – Источники информации не выдаются даже под страхом смерти!

– А Раису куда? – не унимался недоверчивый Максим.

– Куда надо! – важно ответил Боров и вдруг понизил голос: – В одну маленькую, но очень важную европейскую державу, где много-много банков и много-много разных тайн. Помощником, словом, к чрезвычайному и полномочному.

Но новое назначение в это время не особенно беспокоило питомцев специнтерната, потому что учебный год подошел к концу и до сентября 1991-го года им было свершенно безразлично, кто блаженствует в директорском кабинете.

Однажды поздно вечером Максима и его младшего брата Гаврика дежурный воспитатель по специнтернату, о котором говорили, что он спившийся разведчик, позвали к телефону.

– Алло! Хлопцы! – услышали они голос отца. – Как вы там, шпана замоскворецкая?

– Классно, батя! – ответил за обоих Максим и грубо отбил руку младшего брата от трубки. – Гаврик тут мешает!

– Гавриил – твой младший брат, Макс! Он мешать не может! Выпорю! Обоих!

Но в тоне отца Максим Власин почувствовал необыкновенную веселость, и то, что он намерен пороть сыновей, совсем не было похоже на правду.

– Папа, вы приедете с мамой? Вдвоем? – умудрился все же выкрикнуть в трубку Гаврик. Он был значительно ниже высокого и худого Максима – полный и неуклюжий, поэтому не мог одолеть брата не только в борьбе за телефонную трубку, но и за всё, что должно было делиться между ними поровну – внимание родителей и удовольствия мальчишеских развлечений.

Александр Васильевич услышал младшего сына:

– На этот раз вы приедете к нам, ребятки. Я уже звонил в свое ведомство, документы вам приготовят и сообщат об этом в интернат. Билеты на самолет и всё прочее привезет кто-нибудь из моих коллег. Пусть дядя Володя Постников вас проводит. Мама ему позвонит. Она, кстати, шлет вам горячий парижский привет и настоятельно требует, чтобы вы жили дружно и умно. Впрочем, второе – это уже мое требование!

Гаврик вставал на цыпочки и прижимался горячей полной щекой к щеке брата. Ему удалось услышать в мембрану трубки почти всё.

– Классно! – запрыгал он, как теннисный мячик, и закричал так громко, что дежурный воспитатель, подслушивающий на всякий случай разговор из-за угла, даже вздрогнул. – В Париж! Батя! А к океану поедем? Или хотя бы к морю!

– Поедем, поедем! – отмахнулся на том конце телефонного провода отец. – Если будете себя правильно вести! Да, а как ваши успехи на ниве знаний, братцы?

– Как всегда, батя! – усмехнулся Максим. – У меня на этой ниве все в порядке, всходы ждем в виде правильных оценок, а вот у некоторых балбесов урожай будет так себе. Соответственно их интеллекту.

Гаврик густо покраснел и с упавшим сердцем отстранился от щеки брата.

– Ты что? – зашипел он. – Меня же в Париж не возьмут! К океану!

Но Максим раздраженно отвернулся от него и закончил:

– Нормально всё, батя! Подзатыльником обойдется! Во всяком случае, на второй год не оставят, так что, можно сказать, по-большевистски, по-ленински «план-минимум» выполнен.

– Ого! Подкованный у меня старший сын! – засмеялся Александр Васильевич. – Здорово вас муштруют!

– А как же! – съязвил Максим. – Родина!

– Ты это… – испугался Власин-старший. – Того…! Что за шутки?

– Какие шутки на ночь глядя, батя? – рассмеялся Максим. – Ладно! Всё путём! Ждем депеш и бандеролей!

Разговор прекратился, Александр Васильевич устало опустил трубку в своем «верхнем» кабинете, что над посольской «субмариной».

Он начинал выполнять личный план, который пришел ему в голову в «кроличьем» ресторане. Одновременно с этим полковник Власин писал два других совершенно секретных плана – о том, как вести себя оперативному составу в случае переворота, а как – в случае его провала. Там было множество подпунктов, множество нюансов, в которых, пожалуй, никто не стал бы разбираться.

А в Москве двое его мальчишек радостно запрыгивали уже под свои казенные одеяла. Старший, Максим, засыпая, думал о юных школьницах-парижанках, и втайне мечтал сойтись с ними со всеми как можно ближе… ну, хотя бы, с одной из них! Его младший брат Гаврик в это же время видел себя на борту океанской яхты, рядом с отцом, человеком мужественным и стойким, ну, и, так уж и быть, с братом Максимом где-то на заднем плане. На Максима осуждающе поглядывала мама и кивала ему на красивое, волевое лицо Гаврика: «Гляди, балбес, как должен вести себя истинный мужчина!». Глубокие, свинцовые воды, омывавшие борт океанской яхты, резала огромная остроносая, рыбина, которую когда-то вместе с дядей Артуром Петровым поймал в Оби отец. Гаврик лучезарно улыбался маме и снисходительно косился на трусоватого старшего брата. Высокий, стройный Гаврик был прекрасен в своей мужественной ясности.

В полубреду мечтаний Гаврик всегда выглядел так, как выглядит в жизни Максим, а Максим был очень похож на Гаврика – невысокий, рыхлый, с бледным лицом.

Их жизнь только-только начиналась, а в ней уже было столько странной путаницы…

Глава 8

Отец Василий с трепетом в душе выслушал прихожанку Анну Гавриловну Власину и, благословив ее, отпустил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее