Дорога домой

Выкатив телегу со своей поклажей, Давлетбаева остановилась прямо напротив Зеломудрова и Мальвины Тихоновны.

Никита Матвеевич смотрел куда-то поверх ее головы безучастным, скучающим взором. Но Мальвина Тихоновна толкнула его локтем и указала глазами на Давлетбаеву.

– Это она, Никитушка! – громко, на весь зал, шепнула Мальвина. – Училка ваша!

Зеломудров растянул губы в широкой, гостеприимной улыбке, которая для знающих его означала лишь приступ его обычного лицевого тика, и раскрыл объятия:

– Дорогая вы наша Раиса Ринатовна! Как я рад! Вот, позвольте, моя супруга… э-э-э, Мальвина Тихоновна, собственной персоной.

Он хищно оглядел крепкую, ладную фигуру Давлетбаевой и незаметно облизнулся. Но для Мальвины Тихоновны не было ничего более ясного, чем такое поведение мужа – она всегда была настороже.

– Вы к нам надолго? – не к месту спросила она и, оттеснив Никиту Матвеевича, всем своим тяжелым телом надвинулась на Раису Ринатовну.

– Как придется, – смутилась Давлетбаева. – Мы ведь солдаты родины. Простите, не помню, как вас звать?

– Мальвина Тихоновна, – торопливо представил жену Зеломудров. – Мальвиночка, ты бы не торопила гостю с ответом! Сие не всегда зависит от нас, дорогая!

И он многозначительно посмотрел куда-то ввысь, к потолку аэропорта.

– Э-э-э, Никита Матвеевич, дорогой! – послышался со стороны голос Копенкина. – Позвольте вас поприветствовать!

Зеломудров брезгливо скривил губы и посмотрел туда, откуда раздался голос, но, увидев знакомое лицо, вновь расплылся в пароксизме тика.

– Валерий Романович! Боже, как неожиданно! Я и не знал, что вы одним рейсом с товарищ Давлетбаевой!

– И для меня это стало сюрпризом! – подобрался Копенкин и протянул руку Зеломудрову.

Обмениваясь с Копенкиным рукопожатиями, Зеломудров учтиво шаркнул ногой. Мальвина Тихоновна, зная привычки сноба-мужа, поняла, что перед ними важная персона, и тоже, на всякий случай, расшаркалась.

– Я намеревался к вам завтра же, – со значением сказал Копенкин. – Примете?

– А как же, дорогой вы мой! Мне уже звонили и просили… Окажем помощь! Ведь одно дело делаем! – закивал Зеломудров. – А вы где решили остановиться, Валерий Романович?

– В Гранде. Уже заказано.

– Лучший выбор! А какая там кухня!

– Именно!

Копенкин повернул голову в сторону Раисы Ринатовны и шепнул ей:

– А вас с приездом! И простите, пожалуйста, за давешнее! Опростоволосился! Клянусь, не хотел обидеть! Это всё издержки воспитания. То есть, его отсутствие.

Раиса Ринатовна по-царски вскинула голову и повела сверху вниз и обратно одними глазами. Уголки ее рта тронула лукавая улыбка. Ей все же нравился Копенкин – в нем чувствовалась порода, которой не хватало ей самой.

– Мы увидимся? – уже смелее спросил Копенкин. – Я здесь на недельку, по торговым делам.

– Буду рада, – ответила Давлетбаева и отметила про себя, что насторожившаяся было Мальвина Тихоновна несколько смягчилась, поняв, что чувственные флюиды прошли по траектории, не затрагивающие ее мужа а, значит, и ее саму.

Глава 13

Появление Копенкина в Западной Европе было предопределено всем долгим и мучительным процессом исторического шествия Советской власти. Заболевший раком легкого с отчаянием восклицает: «Ах, как чудесно было курить, начиная с юности, почти с детства! И какое теперь несчастье в зрелости!» Ему и в голову не приходит, что не кури он все эти годы, так, возможно, и не болел бы сейчас этим последним недугом. Так и Советская власть – для многих приятная, удушающая слабость, но не будь ее так долго, не случилось бы того, что свело в могилу тело огромного колосса.

Малая раковая клетка, не производящая ничего, кроме смерти, была представлена теперь мировой общественности бывшим комсомольским функционером Валерием Романовичем Копенкиным. Клетка, как известно, имеет свойство размножаться, образовывая отвратительную на вид и по последствиям опухоль. Вокруг Копенкина очень быстро образовалась смертоносная колония таких же клеток и опасный тумор дал заметный рост.

Однажды в середине восемьдесят девятого, когда большая часть наших соотечественников устремилась на дачи и на юг страны (за границу тогда еще ездило очень малое количество людей), в опустевшей жаркой Москве, в одном из «темных» домов в ближайшем к Новой площади переулке, рядом с ЦК комсомола собрались «двенадцать разгневанным мужчин». Гневались они на крушение идейных принципов, объединявших и кормивших их.

Как водится, для куража крепко выпили и быстро захмелели. Возглавлял эту вечеринку заговорщиков один из секретарей центрального комитета комсомола, имя которого теперь уже никому ничего не скажет, потому что уже через год его застрелили в подъезде собственного дома и больше о нем никто никогда не вспоминал. Но тогда, летом восемьдесят девятого, он был обличен особыми полномочиями, исходившими от высшего руководства его политического ведомства и от самого генерал-полковника Артема Лаврентьевича Бероева.