Дорога домой или Цена престола

— Прошло больше двадцати лет, — напомнил Гэбриэл, — это уже никому не повредит, наоборот, поможет отцу найти потерянного сына.

— А если я скажу, что не помню эту Энн — как там? — Олсни?

— Я скажу, что у вас, наверняка, остались записи, — Гэбриэл не поддался на уловку. — Не лгите. Раз вы знаете, кто я, вы также должны знать, что я вижу, когда мне лгут. Я прекрасно понимаю, что для вас бессмысленно отдавать мне записи даром, но я заплачу, сколько бы вы не потребовали.

— На это я и рассчитывал, — ощерился старик.

Генти не выглядел алчным, скорее, коварным и очень хитрым. А это значит, что, скорее всего, он попросит не денег, а услуги. Интересно, какой? Если убить давнего врага — нет уж, увольте. Нужен труп — сделай его сам!

— Надеюсь, ваша цена не чья-то смерть? — холодно осведомился Гэбриэл.

— Напротив, — Генти сверкнул глазами. — Жизнь. Мой внук был пойман за воровство и сейчас находится в темнице, через неделю состоится казнь.

— Символическая казнь, как я понимаю? — уточнил Гэбриэл, насколько он знал законы Иканора, здесь не могли лишить жизни из-за воровства.

— Да, — кивнул старик. — Ему отрубят руки. Обе. Семнадцатилетнему мальчишке. Понимаешь?

— Вполне.

— Я хочу, чтобы ты вытащил его.

— Неужели у вас нет связей в городе, чтобы его спасли? — не поверил Гэбриэл.

Сен Генти только печально махнул рукой.

— Мне отказали, — признался он. — Сегодня последний человек, на которого я смел надеяться, сказал мне «нет», — старик чуть подался вперед к сидящему напротив Гэбриэлу. Его глаза лихорадочно блестели. — Ты как снег на голову. Не сомневаюсь, что человек с таким уровнем подготовки, как у тебя, справится с тем, о чем я тебя прошу. Тебе даже не придется рисковать.

— Я не убиваю, — резко сказал Гэбриэл. — А чтобы вытащить мальчишку из тюрьмы, мне придется перебить всю охрану.

Генти удивленно заморгал реденькими ресничками.

— Вы ведь всегда убиваете всех, кто стоит на вашем пути, — не понял он.

— Только не я.

Старик снова откинулся на спинку стула:

— Что ж, это твое дело, а я свои условия сказал. Мой внук взамен на документы.

Гэбриэл молчал. Он мог бы убить самоуверенного старика, а потом найти бумаги — чего проще? Но чем тогда он отличается от своего учителя, которого он так люто ненавидел?

— Влезть в темницу не реально, — подумав, сказал он и неохотно добавил: — Даже мне.

— Я думал об этом, — согласился Генти. — Я считаю, тебе нужно позволить себя арестовать. Тогда тебе придется пробиваться только оттуда, а не в обе стороны.

Старик действительно был умен, пришлось это признать. Но сесть в тюрьму по бодрой воле... Он только что провел достаточно времени в алаидской темнице, что совсем не хотелось возвращаться в подобное место. Но... Когда-то он обещал себе помогать людям, чтобы не превратиться в безвольную машину для убийства, а еще он обещал королю Алаиды разыскать Ричарда.

— Хорошо. Скоро ваш внук будет свободен, — пообещал Гэбриэл. Чувствуя, что увязает все глубже.

— Надеюсь, — сдержанно кивнул старик, но все же не сдержал ухмылку.

Эрилин знала, что ее дядюшка — ничтожество с манией величия, а его новый секретарь — удивительно умный молодой человек, но то, что вместе они составляют такой дьявольский тандем, она не предполагала. Мало того, что они убили короля и избавились от принца, так они еще и свалили заговор на принцессу.

Гениально.

Чудовищно.

Когда народу, так любившему своего короля, сообщили, что принцесса Эрилин является его убийцей, иканорцы, естественно, потребовали возмездий и казни. Ридок был счастлив, его глаза так и светились, когда он приказал отвести Эрилин в темницу.

— Не церемоньтесь с ней, — распорядился он. — Никаких королевских удобств, только простую камеру, как для любого простолюдина.

К людям Эрилин не выпустили, а немедленно отвели в тюрьму со связанными руками, хотя это было совершенно излишне, она неплохо фехтовала, но бросаться с голыми руками на таких громил, как стражники, было бы верхом глупости.

И вот она уже третий день сидела к камере два на два метра. Подстилкой служила отсыревшая солома, каменные стены покрывал слой плесени, а свет попадал лишь через узенькое отверстие под потолком. Вместо еды подсунули нечто напоминающее на вид и на запах птичий помет, и Эрилин немедленно спустила отвратительную похлебку в канализацию.

Она сидела в углу камеры подальше от соломы, к которой, кажется, водились клопы (или блохи: она не разбиралась в паразитах), и думала только о том, когда же, наконец, состоится казнь. Это ее единственный шанс, единственный. Нет, шанс не на спасение — на правду. Ее в любом случае казнят, но перед смертью ей просто обязаны дать право на последнее слово. Может, кто-то прислушается к ее словам...