Дорога яви

А еще Кира иногда думала, с чего началось все их странное приключение. Где она, эта точка невозврата, миновав которую, все они не смогли и не захотели идти каким-то другим путем? Когда нашелся Геос? Или позже? Или, может быть, еще раньше, когда они еще даже не встретились друг с другом — но, сами того не подозревая, уже шли навстречу друг другу?..

К рассвету после очередной, непонятно какой уже по счету ночи Кира заметила, что зеркальный песок стал сереть, а сквозь него то тут, то там пробивается хиленькая травка. Вскоре эта поросль стала гуще, а по горизонту растеклось что-то темное. Кира могла бы принять это за тучу, холм или какую-нибудь насыпь. Но она уже знала, что это роща. Пустыня кончалась.

К рассвету она добралась до нормальной, мягкой, густо поросшей травой земли. В роще щебетали непуганые птицы, шелестела под ветром листва, и это было упоительно и оглушительно для отвыкшего от обычных звуков слуха. Пройдя несколько десятков шагов в глубь рощи и при каждом прикосновении стоп к земле чувствуя странный, лихорадочный озноб, Кира, шатаясь, как от хмеля, вышла на топкий берег озера. Вода, подернутая кое-где ряской, чернела, и в этом холодном черном зеркале четко отражались резные листья склонившихся над озером деревьев.

Кира сделала шаг, еще шаг… а потом просто рухнула в воду. Со всей высоты своего роста. Она хватала ртом воду, как воздух, захлебываясь и упиваясь ей. Потом, повинуясь какому-то странному порыву, она принялась срывать с себя одежду, а точнее лохмотья, в которые та превратилась, а вместе с ними срывала и кожу с лица, рук, тела — та скручивалась, скатывалась, открывая моментально нарастающую под ней новую кожу. Кира чувствовала себя змеей, пересидевшей в старой оболочке. Ее лихорадило, и в то же время странная сила изнутри волнами накатывала на нее: накатывала, отступала, накатывала снова…

Спустя какое-то время Кира, шальная и счастливая, выбралась из воды. Прошлепав босыми ногами по траве, она подошла к ближайшему дереву и вдруг, коротко замахнувшись, ударила в ствол кулаком. На периферии сознания быстрой ослепительной вспышкой возникла боль, но Кира даже не вскрикнула. На коре дерева осталась глубокая вмятина. А на пальцах руки, которую Кира поднесла почти к самым глазам, теперь было по четыре фаланги.

* * *

…Их привезли под вечер. Три подводы лежачих раненых, уложенных так плотно, что у некоторых ссыхались повязки. Все, кто мог идти пешком, шел рядом. Конных почти не было.

Майя совсем сбилась с ног. Работая посудомойкой на постоялом дворе, стоящем у границы двух княжеств, на спорной земле, она привыкла к тому, что раз-два в неделю к ним обращались за помощью — кто-нибудь из дозора или наемники с обеих сторон. Но они обычно приходили на своих двоих, заказывали выпивки, бравировали полученными ранениями, травили байки и тискали местных безотказных девок. Такое же — считай, маленькая разгромленная армия — было на ее памяти первый раз. Впрочем, какие ее годы? Всего-то пятнадцать.

Впереди, заметно обогнав остальных, прискакал посыльный от князя. Он привез деньги, которые были немедленно переданы владельцу постоялого двора, а вместе с ними передал распоряжение: разместить наемников, предоставить им все необходимое, позаботиться о раненых. Взять в свой гарнизон князь их, очевидно, не мог — или не захотел.

Таская посуду с горячей водой, поминутно взбегая по лестнице и спускаясь с нее, Мая краем уха уловила суть событий: князья со своими воинствами сошлись неподалеку от Кривого холма, намереваясь в очередной раз окончательно выяснить отношения. Бой был недолгим, но жестоким, и обеим сторонам пришлось отступить. Победивших не было. Только проигравшие.

К вечеру, когда на постоялом дворе воцарилось некоторое подобие порядка, Майя уже не чувствовала под собой ног. Она опустилась на краешек лавки в большой комнате, куда уложили несколько человек. Около одного из них, занимаясь перевязкой, стояла Клара. Она была старше Майи на три года и уже приобрела немалый опыт в санитарном деле: ее жених был из дозорных. В свете горящих свеч ее руки казались восковыми и такими же мягкими, плавящимися. Наблюдая за их плавными, смазанными движениями, Майя сидя задремала. Заставил ее очнуться окрик:

— Клара! Иди сюда, пожалуйста!

— Я не могу! — бросила через плечо девушка.

— Пожалуйста! Очень надо!

— Ладно, сейчас…

Клара огляделась, заметила Майю и подозвала ее.

— Закончи с ним, тут несложное осталось, — сказала она и, на ходу вытирая руки о передник, вышла из комнаты.

— Но я… не умею, — пролепетала Майя, но Клара уже не слышала ее.

Мая вздохнула и посмотрела на парня, лежащего на лавке. Крепкий, плечистый, он был в сознании. Дышал он осторожно, чтобы не потревожить рассеченное плечо, с которого Клара уже начала снимать разодранную на полоски материю, чтобы почистить рану и сделать перевязку. Лица парня разглядеть было нельзя: лоб и глаза закрывала свежая повязка.

— Эй, — позвал парень. — Тут есть кто?

— Есть, — робко ответила Майя. — Я.

Парень захихикал, поперхнулся, сморщился от боли.