Несмотря на мягкую погоду, Силка леденеет. Она начинает дрожать. Она хочет объяснить Ханне: «Мне было шестнадцать! Это был не мой выбор. Просто я хотела выжить». Но слова не приходят. И она знает, какими пустыми и безрассудными прозвучат эти слова для ее соседок по бараку. И что они не смогут находиться рядом с ней. И что она покажется им прóклятой, дурной. Силка не хочет красть для Ханны наркотики, жизненно необходимые пациентам. Но она не может также потерять своих подруг – единственное утешение. А что, если врач Елена тоже узнает о бараке смертниц? А Раиса и Люба? Она может потерять их, как и свое положение. Она лишится возможности приносить своим напарницам дополнительную еду, которая придает им силы для их изнурительной работы. Все рухнет.
По лицу Ханны видно, что она разгадала мысли Силки.
– Попробую что-нибудь сделать, – смирившись, без выражения произносит Силка.
Она уже собирается вернуться в барак, лечь и попытаться не думать об этой дилемме и вызванных ей проблемах, но тут слышит, как кто-то зовет ее по имени:
– Силка, Силка!
Это Борис. Она поворачивается, когда к ней подскакивает коренастый румяный русский. Как она сможет сейчас с ним общаться? Их отношения постепенно меняются. Он часто говорит Силке, что любит ее. Из страха она заставляет себя отвечать ему тем же, но это неправда. Много раз, приходя к ней, он хочет лишь, чтобы его обняли, приласкали. Он рассказывает ей о том, что в детстве никогда не знал любви и утешения заботливых родителей. Ей жалко его. Неужели, думает она, ее чувства к мужчинам должны состоять только из страха и жалости? В ее детстве было много любви и внимания, родители всегда интересовались тем, что она говорит, понимали свою упрямую, своенравную дочь. В глубине души у нее сохранились остатки этого чувства семьи, принадлежности к семье, и лучше их не трогать. Ее отец был хорошим человеком. Должно быть, существуют другие мужчины вроде ее отца. Как Лале, парень Гиты. Любовь может преодолеть ужасные испытания. Может быть, просто не в ее случае.
Она снова вспоминает курьера, которого встретила в санчасти. Его добрые темные глаза. Но можно ли доверять кажущейся доброте? Она даже не знает, как его зовут. И лучше, чтобы не знала.
– Погуляй со мной, – твердо говорит Борис.
Силка не знает, что случится, если она откажется. Поэтому она идет. Он приводит ее в ту часть лагеря, которую женщины обычно избегают. Здесь полно мужчин, всегда спорящих, всегда дерущихся.
Борис говорит ей, что хочет познакомить ее со своими друзьями. Он хочет похвастаться ею. Впервые после прибытия в Воркуту Силка по-настоящему напугана. Она знает, что Борис – влиятельный блатной, однако скабрезные замечания мужчин, пытающихся схватить ее, когда она проходит мимо, вызывают у нее страх, что Борис не сможет защитить ее. Один парень на глазах у товарищей безудержно занимается сексом с молодой женщиной. Мужчины подначивают Бориса доказать свою мужественность и проделать то же самое с Силкой, и она в страхе отрывается от него и убегает. Догнав девушку, Борис уверяет ее, что никогда не совершит ничего подобного. Он искренне извиняется перед ней, что подтверждает подозрения Силки. Он любит ее. Но как может он любить ее, если ничего о ней не знает? Он знает Силку только физически – ее тело, лицо, волосы.
Они отходят от группы мужчин, и вслед им несутся вопли той девицы.
Силка умоляет Бориса отпустить ее в барак. Ей хочется побыть одной. Силку охватывает оцепенение. Стараясь не показывать страха, она уверяет его, что дело тут не в нем – просто ей нужно побыть одной.
Свернувшись калачиком на постели лицом к стене, она никак не может заснуть даже с повязкой на глазах. В ее воображении возникают нелепые, странные образы. Эсэсовец с винтовкой, украшенной кружевом; Гита и Йося сидят около груды измельченного угля, ищут в траве цветки клевера с четырьмя листочками, смеются и перешептываются, а Силка издали смотрит на них; доктор Елена уводит мать Силки от грузовика, на который грудой наваливают тела других женщин, еле живых и обреченных на смерть; Борис в форме офицера СС протягивает к ней руки, предлагая увядшие цветы. Она тихо рыдает от нахлынувшего вдруг чувства безысходности и тоски по людям, которых уже никогда не будет в ее жизни.