Читаем Дорога издалека (книга первая) полностью

— Нет, милый, нет, — и старик горестно вздохнул, перевернулся со спины на бок, лицом ко мне — Бекджик и Реджеп родом здешние. Они даже родственники бая… Их покойный отец Аллаберен доводился Дурды-баю старшим братом. Замечательный это был человек — добрый, приветливый, с открытой душой! Все любили его, и сам он ни для кого ласкового слова не жалел, даже для таких бессердечных, как младший братец его. Никого никогда, бывало, не обидит, если даже иного вовсе не уважает, а сыновья, выходит, в него… Бедняжка Аллаберен всегда помогал каждому, щедро делился всем, что имел. Правда, имел он немного, беззаботный был человек, на пропитание раздобудет — и ладно. Такие люди — добрые, щедрые да ласковые — на свете долго не живут, это уж точно… Так и Аллаберен: коротким оказался его путь в этом мире. Следом умерла и жена, сыновей осиротевших, как водится, отдали родственнику — Дурды. Тот и все небогатое хозяйство покойного прибрал к рукам. А племянников обратил в батраков, хуже чем рабами помыкает несчастными…

— Как, значит, они племянники Дурды-бая?! — у меня даже в горле перехватило от изумления, обиды, гнева. — Да неужели сердца у него нет? С родными, с детьми своего же брата…

— Запомни, Нобат, — дед приподнялся на локте: — Запомни, бай не сделался бы баем, если бы жалел бедняков, вдов, сирот! Деньги, добро для него дороже всего на свете, что там дети родного брата… А богатства не наживешь, если не обманешь слабого, не заставишь его отдавать свои силы. Только чужим трудом да грабежом богатеют, навсегда запомни это, ягненок мои!..

Я долго еще молчал, лежал с широко раскрытыми глазами, пораженный всем, что услыхал. Уже и петухи прокричали.

— Иди-ка теперь ложись, милый, — старик перевернулся на спину. — Да и меня ко сну клонит.

Мать спала, но сразу проснулась, едва я закрыл дверь кибитки:

— Нобат? Долго же вы с дедом… Небось, он тебе порассказал… А теперь засыпай да не вертись. Давно уж пора.

— Хорошо, мама…

Но уснуть я не мог почти до самого рассвета. Живо рисовались в моем воображении сцены кровавого набега на мирный аул среди зеленых гор, страшный путь несчастных пленников через пустыню, скитания мальчика на чужбине. Я переживал все услышанное, оно роилось в сознании, точно сам был этим мальчиком. А ведь мне сейчас почти столько же лет, сколько деду было в то время… И Бекджик, Реджеп… Их привезли в лошадиной торбе… Нет, нет, ведь дедушка сказал… А разве жизнь у них легче?.. Рабы! У баев сердца нет…

С той поры я стал помогать обоим сиротам, Реджепу и Бекджику, чем только мог. Когда мы все вместе пасли коров, я делился с этими мальчиками тем, что приносил из дому, — лепешками, яйцами, а бывало, что и все им отдавал. Бедные ребята не могли даже скрыть, как они изголодались у богатого дядюшки.

Незаметно пролетел еще год. В холодные месяцы не раз деду случалось прихворнуть, только теперь уж он и слышать не хотел, чтобы пригласить табиба с его «лечением». Кое-как сам перемогался.

Когда старик лежал больной, я подолгу просиживал у его постели. Он поведал мне еще немало занятного о том, что пережил и повидал своими глазами в минувшие годы. Его рассказы мне заменяли книжки, которых я в ту пору еще не знал.

И вот однажды произошло событие, на первый взгляд незначительное, однако с важными последствиями. В гости к нам явились четыре незнакомые женщины. Встретили их радушно: мать разостлала сачак, свежеиспеченного чурека положила, стали они с Аннагюль заваривать чай. Я был дома, но не прислушался к беседе. А велась она весьма оживленно с обеих сторон. И заметил я: прибывшие то и дело поглядывают на Аннагюль.

Недолго они у нас побыли, собрались и ушли. Мать отправилась их провожать.

А несколько дней спустя узнал я: приходили они сватать мою сестру за парня из нашего аула. И когда снова явились две незнакомые женщины — уже другие, а потом еще и двое мужчин, я понимал, что означают эти посещения. Аннагюль неизменно привлекала к себе внимание гостей. Мужчин я провел и к деду, который в то время был нездоров; отнес им чай, и они долго разговаривали. А позже, когда отец пришел с поля, я сидел за обедом вместе с родителями и слушал, как они обсуждали подробности предстоящего дела, важного и хлопотного.

Сватают Аннагюль за парня из хорошей семьи, хоти и небогатой.

— Ну, так что скажешь, мать?

— Ай, если вы согласны, что же… Была бы только счастлива Аннагюль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза