Стоял март, в России еще лежали снега, а здесь уже дул теплый ветер с юга. Я ехал в вагоне, состоявшем из четырехместных купе, двери которых были выломаны. Пассажиры часто менялись. Иногда попадались красноармейцы или рабочие из Петрограда — эти жадно расспрашивали меня о своем родном городе. Туркестанцы стали садиться только от Оренбурга.
Вот, наконец, сделалось совсем тепло — проехали Аральское море. Теперь на станциях стали продавать рыбу, и связками сушеной рыбы топили паровоз. Здесь уже слышалась казахская и узбекская речь, во мне признали туркмена, заговаривали. Я рассказывал о себе скупо — так посоветовали в Питере, в губвоенкомате.
Поезд прибыл в Ташкент поздним вечером. Станционный комендант объяснил, что штаб фронта — в крепости, в самом центре города, куда нужно ехать трамваем, и лучше переночевать на вокзале. Я отправился в садик напротив, там и подремал, сидя на скамейке и накинув шинель на плечи. Было тепло, сухо. Площадь перед вокзальным зданием гудела от голосов множества людей.
Утром, едва только показался краешек ташкентского горячею солнца, я в полуразбитом трамвае доехал до крепости. У ворот проверили документы, и одни из ка-раульных красноармейцев отвел меня в двухэтажное кирпичное здание с высокими окнами. Здесь было много командиров; они торопливо сновали из одной двери в другую, держа в руках папки, портфели.
— Сюда, — показал мой провожатый на одну из дверей, обитую черной клеенкой. — Представишься товарищу Благовещенскому, начальнику строевого отдела штаба фронта. А дальше — сам не робей!
Он подмигнул на прощанье и скорым шагом удалился. Я осторожно приоткрыл дверь:
— Разрешите?
— Входите, голубчик, пожалуйста, — послышался слегка дребезжащий голос, очевидно принадлежащий доброму и очень вежливому старику. Так оно и оказалось. За широким столом, обитым коричневой кожей, сидел костлявый узкоплечий пожилой мужчина с приветливым морщинистым лицом и длинной, похожей на моток пряжи, желто-белой бородой. Синие глаза его ласково и внимательно разглядывали меня поверх очков в оловянной оправе. Хозяин стола был одет в поношенный, прекрасно сшитый китель, перекрещенный новенькими ремнями. «Наверное, генерал бывший», — мелькнуло у меня в голове.
— Товарищ начальник строевого отдела, — откозыряв, начал я громко и отчетливо, как учили меня еще в запасном полку на Охте, — краском из резерва Гельдыев по наряду Петроградского губвоенкома прибыл в ваше распоряжение…
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой! Все знаю про вас, уже который месяц телеграмма получена, — прервал он меня, легко поднялся со стула и оказался высоким и стройным. — Здравствуйте, поздравляю с прибытием! — он протянул мне руку. Мы поздоровались. Крепкой оказалась рука у старого штабиста. Я отдал ему свое предписание и пакет с сопроводительным письмом.
— С дороги умаялись, не так ли? — продолжал он, усаживаясь на место и мне указывая на стул возле окна. — Пожалуйста, садитесь. Как чувствуете себя?
— Спасибо, — я осторожно присел на краешек стула. Что-то располагающее, прямо отеческое было в этом человеке, с его совсем не начальственным тоном и добрыми глазами. «Неужели генералом был? — опять подумалось мне. — Хороший человек и, должно быть, уважаемый».
— Надеюсь, здоровье теперь не подведет. Из-за него столько лет не брали на военную службу. Вы ведь фронтовик еще с германской? Были ранены? Ну-ка, голубчик, расскажите, да не стесняйтесь.
Я рассказал. Благовещенский умел слушать внимательно, не прерывал, подбадривал редкими кивками.
— Ну вот и прекрасно, — проговорил он, когда я упомянул, что мне рекомендуется туркестанский климат. — Пока отдохните в Ташкенте, с товарищами познакомьтесь. Затем в Самарканд. Там формируем новые национальные части. Насчет военной тайны вы, товарищ Гельдыев, конечно, не новичок… Создается полк, в основном из жителей Бухарского эмирата. Нужны командиры подразделений. Вот что вас ожидает.
— Значит… с эмиром кончать?! — Я не мог сдержать нежданно нахлынувшей радости, не заметил, как вскочил со стула.
— Молодой человек, волноваться не следует, — он покачал головой. — Догадка ваша верпа. О дальнейшем узнаете после встречи с командующим товарищем Фрунзе. Послезавтра, в десять ноль-ноль, жду вас тут, у себя. А пока… — он что-то написал на уголке моего предписания, — пойдете устраиваться в общежитие комсостава. Гостиница «Регина», Ирджарская улица. Недалеко, миновать только базар. Ташкента вы ведь не знаете? Зайдите, голубчик, в соседнюю комнату, к адъютанту строевого отдела. Отмстите прибытие, там вам расскажут, как добраться. Итак, до послезавтра. Отдыхайте, готовьтесь! — он снова поднялся, протянул мне руку.