Дорога к «Черным идолам»

Шофер расплылся в добродушной улыбке. Чудесным, добрым парнем был Эмик. Чудесен был и окружающий мир. Вот сейчас они приедут в поселок, откачают воду из шахты, спасут старателей, и он, Иван, увидит Нину.

Все хорошо, все правильно. Скоро они приедут. Надо только поднажать.

И тут, как грозное напоминание о том, что не все гладко в чудесном розовом мире, который возник в воображении Ивана, на дороге выросла глубокая вымоина, пробитая осенним бурным ручьем.

Иван вмиг посуровел.

— Пойдем принесем валежника, — сказал он попутчику и, перешагнув через обочину, скрылся в тайге.

Эмик не сразу последовал за Иваном, чуть-чуть замешкался. Он оглядел кабину. Обычно шоферы грузовиков хранят разный мелкий инструмент под сиденьем. Эмик откинул обитую дерматином подушку, достал разводной шведский ключ.

Водителя не было видно за деревьями, только потрескивали сучья в таежной чаще.

Эмик соскользнул с подножки и, нагнувшись, нащупал под топливным баком спускную пробку. Счистил пальцами грязь и, быстро приладив «шведик», вывернул пробку так, что теперь она держалась лишь на одном витке резьбы, чуть-чуть.

Он разбирался в машинах, Эмик. Он был ловким, знающим человеком.

Бросив ключ под сиденье, беззаботно посвистывая, Эмик отправился вслед за шофером в тайгу, чтобы помочь принести валежник.

Они быстро забросали сучьями промоину.

— Спасибо, друг, — сказал Иван, полный чувства благодарности к попутчику.

Машина снова затряслась на густо усыпанной камнями дороге. Вскоре начался ровный и длинный участок. Наконец-то можно было разогнать грузовик. Они мчались по плоскогорью, и ветер скорости сладостно звучал в ушах водителя.

Теперь Иван выжимал из грузовика все, что был способен дать его «старче-отче».

— Чего улыбаешься? — спросил он у Эмика.

— Да так, дружок, — ответил попутчик.

— Успеем, выручим ребят, — убежденно сказал Иван. — Наверно…

Он неожиданно осекся. Двигатель зачихал, дернулся несколько раз и смолк. Иван попробовал на ходу завести машину стартером. Но стартёр бессильно взвыл.

— Что за черт? Подачи нет.

Иван затормозил, открыл дверцу и уловил в воздухе сладковатый и острый запах бензина. Он растерянно посмотрел на Эмика, все еще не веря беде. Постучал костяшками пальцев по жестяному металлическому баку.

Бак отозвался гулко, как барабан. Он был пуст. Пальцы нащупали отверстие на том месте, где полагалось быть пробке. Несколько секунд Иван растерянно смотрел на свой палец, на котором быстро испарялась капелька бензина.

— Ну что, Ванек? — спросил из кабины попутчик.

— Пробка свинтилась, — глухо ответил шофер.

Эмик поморгал ресницами.

— И что?

— Как что? — сказал Иван в отчаянии. — Как что? — крикнул он, чувствуя, себя предателем, убийцей, последним отщепенцем в мире. Тайга, горы, облачное небо — все это вдруг стало черным, грозовым, свет померк, всосался в землю, как за минуту до этого всосался бензин. — Горючее вытекло, вот что!

— Ты непрочно пробку завернул?

Иван не ответил. Он представил тугую струю бензина, которая орошала каменистую дорогу: да лучше б вытекала его собственная кровь!..

— А, черт!

— Разиня! — сказал Эмик, вылезая из кабины.

Водитель стоял, опустив руки. Если бы Эмик набросился на него, растоптал каблуками тяжелых кирзовых сапог, Иван не сопротивлялся бы. Не было сейчас наказания, которое превышало бы вину. Уважение товарищей, работа, любовь — все рухнуло безвозвратно. Но не это было главным: из-за него погибнут люди.

— Вот что, — сказал Эмик незадачливому водителю. — Я иду в поселок. Может, найду бензин. А ты жди.

Оглянувшись через минуту, Эмик увидел, что Иван сидит на обочине, уткнув голову в колени и обхватив ее своими красными пудовыми лапищами.

В Штреке горели свечи, неровное пламя их трепетало, бросая на стенки огромные тени спасателей. Бригадир Пролыгин пробивался к отрезанным горнякам. Кайлы били в твердую породу, отваливая куски. Породу тут же грузили на тачки. Взрывчатка уже кончилась. Теперь надежда была только на собственные руки и нехитрый шахтерский инструмент: кайлушку да обушок.

Бородатый, рослый Пролыгин вытер рукавом мокрое лицо. Дормидонтыч, тоже спустившийся в шахту, стоял рядом. Старый горняк, он был сейчас как бы инструктором: работать вместе со всеми не под силу.

Старику тяжело дышалось под землей, резало болью сердце.

— Не успеем, однако, — тихо сказал бригадир, — Без взрывчатки суток семь будем биться.

Дормидонтыч кивнул головой. Оба понимали: работу все равно нельзя прекращать. Нужно делать то, что в их силах.

— Штрек-то, видишь, обвалился давно, Никодим Авраамович низом шел, по бедрагу.

— Там затоплено. Завал держит воду.

Радист Шепеляка, прислушивавшийся к разговору, подошел поближе. Лицо его пересекала широкая ссадина.

— Слушай, бригадир, я во флоте служил все-таки. Ныряю прилично. Попробую поднырнуть, осмотреть завал, а?

Дормидонтыч и Пролыгин переглянулись.

— Ныряю прилично, — повторил радист. — Две минуты под водой — как штык, ей-богу. Вы меня веревкой обвяжете. Ну!

Бригадир оценивающе посмотрел на Шепеляку. Крепок еще морячок.