Дорога к дому

— Что это было? — я обратился к подошедшим ко мне дружинникам, которые за считанные секунды взяли меня в полукруг. Дождь усилился и заливал все вокруг, превращая и без того неуютную поляну в огромное болото. Я не видел Сатрина и Льюиса, но понимал, что они были где-то рядом, судя по звукам шагов и шорохам, раздававшихся с другого края поляны. Никаких посторонних и пугающих звуков больше не раздавалось, что немного меня успокаивало, значит, с самыми незащищенными членами моего отряда в данный момент было все в полном порядке. Костер потух окончательно под возобновившийся волчий вой.

— Что бы это ни было, оно явно не являлось обычным природным явлением. — Элойд стоял рядом с Лореном передо мной и раз за разом окидывал меня взглядом, словно изучая и проверяя на наличие повреждений или каких-либо отметин. Не заметив ничего, что могло понизить его статус в связи со скоротечной кончиной его господина, Элойд поднял с земли кинжал и, тщательно осмотрев его, сунул в ножны. Конечно, он мог бы этого и не делать, кинжалы Теней всегда возвращались к своим законным владельцам, но, видимо, чувство тревоги заставляло его делать хоть что-то, например, искать в темноте и возвращать в опустевшие ножны главный атрибут любой Тени — кинжал.

— Это магия? — я решил осторожно уточнить это вопрос у Элойда, все еще стоящему гораздо ближе ко мне, чем все остальные, ну, и поделиться своими скудными соображениями на этот счет. Дождь заливал глаза, а в том месте, где капли касались еще не полностью смытого праха ворона, кожу обжигало, словно с неба лил дождь из кислоты. Я старался изо всех сил не привлекать к этому факту внимания, потому что и так было понятно, что этот ворон не просто так случайным образом сгорел, а я имел глупость и неосторожность позволить этой гадости меня обсыпать.

— Скорее всего. — Элойд отвечал довольно неохотно, как всегда бывало, когда он был не слишком уверен в своей правоте. — И я смею предположить, что это высшая магия, которая по силе доступна только члену Совета, они, к сожалению, вполне могут вытворять такое. — Лорен напряженно кивнул, подтверждая слова своего подчиненного и по-совместительству советника. — И мы ничего не сможем ей противопоставить.

— Да, потому что в вашей кампании есть претендент на место в Совет тринадцати, но вот только он толком не обучен и является всего лишь претендентом, — я покачал головой, понимая, что если они и правы, то мы действительно этому ничего противопоставить не сможем.

На поляне наступила тишина, прерываемая только каплями этого уже осточертевшего дождя. Внезапно до меня дошел смысл сказанного только что.

— Совет? Но как они могут проникнуть в лес? — как бы я не пытался, но по какой-то причине не мог дословно вспомнить разговор с Лавинаэлем, состоявшийся, по ощущениям, очень давно, где-то в прошлой жизни. — Ведь они не могу войти в лес, а если и могут, то без согласия ушастых не станут тут веселиться. Вряд ли Дальмира им позволит развернуться в своей вотчине.

— Защитные стены пали, Кеннет. Пророчество сбылось, и проклятье исчезло. — Я резко обернулся и увидел женщину, которую видеть здесь совершенно не хотел. Она стояла передо мной под присмотром Лорена, который со спины держал ее в захвате, приставив к горлу нож. Быстро и стремительно. Как всегда. Я даже не уловил взглядом этого молниеносного перемещения, копаясь в своей черепной коробке в поисках такой нужной информации, которая там была, я был уверен, что она там была. Но в голове была словно каша из обрывков воспоминаний, разговоров и произошедшего, будто кто-то провел там второсортный обыск, переворошив все мое белье, смешивая чистое и грязное, и приправляя его скелетами из моего платяного шкафа. Как же неприятно. И неожиданно. Я не отвечал ей, просто смотрел на ее красивое лицо и не чувствовал ничего, кроме отвращения. Девушка была одета слишком легко, в полупрозрачные знакомые белые одежды, подобие тех, которые были надеты на Дальмире в ночь ритуального поединка. Что-то было не так, неправильно.

— Кто-нибудь видел Сатрина? — Я обернулся на знакомый голос нашего лекаря, аккуратно при этом вытаскивая меч из ножен, снова отмечая, насколько рукоять стала холодной. Нет для обычного меча подобное явление вполне нормальное, но вот только я привык, что мой меч не вполне обычный и что его рукоять всегда была стабильно теплой. Скорее всего, весь меч был теплым, но хвататься за полыхающее лезвие — это было бы слишком глупо. Тем не менее, меч больше не горел ровным неестественным пламенем, и мне это очень сильно не нравилось, потому что обозначала только одно — я лишился благословения Веруна. И меня это напрягало гораздо сильнее, чем я думал поначалу, особенно сейчас, когда нам предстояла схватка с какой-то неведомой хренью.