Дорога к Мертвой горе – 2, или По следам группы Дятлова

В здании аэровокзала обнаружился неожиданный побочный эффект от бессонницы, длившейся третьи сутки. Резко, скачком, упало зрение (дома проверил его по таблице, применяемой окулистами, и выяснил, что стал хуже видеть примерно на тридцать процентов). Понял это, когда пытался прочитать строчки на табло с расписанием вылетающих рейсов, и встревожился не на шутку… Всевозможные психические дисфункции еще ладно, но вот такой конкретный удар по физиологии от щедрот Холатчахля… это уже перебор.

Универсальное лекарство, приобретенное в буфете аэровокзала, привело лишь к напрасной растрате денег и ресурсов печени: три бесконечных часа в кресле авиалайнера я провел, бодрствуя, и сполна вкусил все прелести аэрофобии.

Но всё на свете рано или поздно заканчивается: посадка, Питер, и вот я уже бреду к дому даже не на автопилоте, а на последних крохотных его ошметках. Состояние — хоть скорую вызывай, но я все же зарулил в магазин, решив предпринять последнюю попытку выпасть из убийственной реальности без помощи медицины.

И случилось чудо! Родные стены помогли! Или родной диван благотворно воздействовал на блудного владельца, не знаю, но факт налицо: сто грамм водки, две банки пива — и Виктор Палыч с облегчением провалился в благодатное черное ничто…

Холатчахль отпустил не сразу. Сон нормализовался за пару дней (а до того период бессонницы сменился патологической сонливостью), зрение приходило в норму больше недели, но полностью восстановилось до прежнего состояния. Я к тому времени уже вернулся в деревню, где провожу теплое время года, — и где, едва оклемавшись от Холатчахля, незамедлительно вляпался в новое приключение, связанное на сей раз не с горами, а с рекой Лугой и с путешествием по ней на моторной лодке…

Но это уже совсем другая история.

Глава 16. Об оврагах, случаях из жизни и нищете Коли Тибо

Давным-давно, зимой 1986/87 годов, я приехал в славный город Усинск. Кажется, в феврале, или в самом конце января, точно не помню. Да и не важно, главное, что северная зима была в самом разгаре.

Илл. 42. Усинск, вторая половина 80-х. Я тогда был парнем хоть куда.

Причины моего приезда тоже совершенно не важны, потому что к дятловской истории имеет косвенное отношение лишь один небольшой эпизод той поездки.

Вот какой: добирались мы со знакомой местной девушкой Наташей с ее работы к ней домой. Надо отметить, что работала она в организации, дислоцировавшейся на дальних выселках. А жила в пригороде Усинска под названием Пионерный, и в результате путь наш пролегал вне городской черты. Большую часть дороги проехали на автобусе-развозке, вышли, двинулись напрямик по торной, хорошо натоптанной тропе, пройти надо было меньше километра.

Стоит заметить, что в Усинске я до того бывал, причем летом, и по тропе той ходил многократно. Очень хорошо представлял, по каким местам она пролегает. Особенности рельефа помнил.

Шли, шли, и вдруг я остановился и недоуменно завертел головой.

— Ты чего? — спросила Наташа.

— Э-э… а мы точно к тебе идем? Тут ведь овраг вроде был, с ручейком каким-то, мостик деревянный…

Наташа рассмеялась и объяснила: овраг никуда не делся. Мы, собственно, над ним сейчас и находимся. И мостик — примитивный настил, сколоченный из нескольких досок и перил не имеющий, — тоже где-то под нами.

Вот это да… Овраг глубиной метра четыре, если не все пять, попросту исчез под снегом. Тропа в том месте, где мы стояли, совсем чуть-чуть понижалась, да бортики снега по ее краям стали повыше, — вот и всё, что напоминало о ложбине со склонами приличной крутизны. Я представил, какая толща снега находится под нами, стало слегка неуютно, и мы пошагали дальше. Позже Наташа объяснила, что в начале зимы, пока наметенный снег не слежался, не уплотнился, сходить с тропы тут опасно. А сейчас не страшно, глубоко не провалишься, под слоем недавно выпавшего пушистого снега — твердый наст.

За давностью лет этот эпизод позабылся, и всплыл в памяти много лет спустя, в ходе изучения некоторых дятловедческих теорий.

* * *

Овраг неподалеку от кедра — последний рубеж обороны тех дятловедов, что отстаивают теории о гибели группы «Хибина» от естественных причин, без вмешательства враждебной воли.

Когда «естественников» припирают к стенке неопровержимыми аргументами и доказывают им, что смертельные травмы Золотарева, Дубининой и Тибо-Бриньоля никак не могли быть получены ни в палатке, ни на курумниках, ни даже у кедра в ходе заготовки дров для костра, — те из дятловедов упомянутого направления, кто способен внимать чужим доводам, поневоле обращаются мыслями к оврагу. Иначе никак. Нет поблизости других объектов, способных стать причинами столь тяжелых травм.

В ходу два варианта убийственного воздействия оврага на последнюю четверку дятловцев.