Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

С педагогами Зине Колмогоровой повезло, это очевидно, поскольку история ее среднего образования завершилась-таки поступлением на радиотехнический факультет УПИ. Но и ее настойчивость в достижении жизненных целей вызывает восхищение. Представьте на минуточку: девчонке семнадцатый год — самый расцвет юности (со всеми сопутствующими желаниями и томлениями духа), — а она встает ни свет ни заря и едет за двенадцать километров в «ремеслуху» — и в цех, к станку; вечером же ее ждут не танцульки и прочий культурный или не очень досуг, а несколько часов за партой в школе рабочей молодежи; затем, фактически уже ночью, — дорога обратно в деревню. И вновь ранний подъем. И так по кругу.

Бросить «ремеслуху» и сосредоточиться на учебе возможности не было: в РУ в дополнение к крохотной стипендии оплачивали произведенную в учебном цеху продукцию, а семья Зины не могла содержать неработающую дочь (не говоря уж о том, чтобы нанимать репетиторов): отец — самый натуральный пролетарий, мать — инвалид 3-й группы.

Гвозди бы делать из таких девушек… Да только жалко изводить на гвозди металл столь высокой пробы.

Если верна версия, согласно которой Дятлов, Колмогорова и Слободин замерзли, возвращаясь от кедра к палатке за теплой одеждой, то совсем не удивительно, что именно Зина подобралась к цели ближе обоих своих спутников, превосходивших ее по физическим кондициям, — пока могла, шла, потом ползла, до конца не желая сдаваться… Незаурядных волевых качеств была девица.

* * *

Эпизод из дневника «Колмогоровой», касающийся конфликта Николая Тибо-Бриньоля и Люды Дубининой (и без того весьма любопытный), в свете вышеизложенного начинает играть новыми красками.

Процитируем этот эпизод, датированный в дневнике 30 января:

«Люда быстро отработалась, села у костра. Коля Тибо переоделся. Начал писать дневник. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому зашивать палатку. Наконец К. Тибо не выдержал, взял иголку. Люда так и осталась сидеть. А мы шили дыры (а их было так много, что работы хватало на всех, за исключением двух дежурных и Люды. Ребята страшно возмущены.

Сегодня день рождения Саши Колеватова. Поздравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на 8 частей (Люда ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина). В общем еще один день нашего похода прошел благополучно». (лист 30 УД)

С точки зрения социального расслоения в группе Дятлова можно считать Дубинину и Тибо самыми настоящими антиподами. Они ведь оба, можно сказать, выходцы из Гулага, да только появились на свет по разные стороны колючей проволоки. Отец Николая — расконвоированный заключенный, а вот происхождение Дубининой иное. Ее папа был крупным чиновником Минлеспрома, а касательно этой организации у историков нет единого мнения: считать ли Министерство лесной промышленности структурным подразделением Гулага? Или все же отдельной организацией — но сотрудничавшей с тюремным ведомством столь плотно, что впору говорить о полном симбиозе?

Но чем Минлеспром ни считай, факт остается фактом: лесозаготовками в СССР в 30-е годы занимались заключенные. Даже на руководящих должностях среднего звена гораздо чаще трудились расконвоированные зеки, чем вольнонаемные.

И вот, родитель Люды Дубининой в 1937 году (любопытная дата, правда?) получает под начало сразу два лесозавода в Архангельской области, № 9 и № 10, и становится царем, богом и воинским начальником для нескольких сотен, а то и тысяч заключенных. А весной следующего, 1938 года у лесного царя и бога рождается дочь Людмила. Отец же Тибо-Бриньоля мотал свой срок в других краях, в Тюменской области, не то совпадение получилось бы вовсе уж мистическое. (Вопреки распространенному заблуждению, мать Коли сама не была осуждена, она лишь приехала в места не столь отдаленные к своему мужу, расконвоированному заключенному, — но социальный статус Тибо-Бриньоля такая замена ничуть не повышает, по рождению он плебей среди плебеев, ниже не бывает, и поднялся с самого дна тогдашнего социума.)

Сравнивать этих двоих по количеству трудностей и препятствий на пути к студенческой скамье УПИ, думаем, не стоит…

В описанном в дневнике конфликте обе стороны ведут себя в полном соответствии со своими социальными ролями (точнее, в соответствии со стереотипными представлениями о подобных ролях, в жизни обычно все несколько сложнее): «советская аристократка» Дубинина показывает себя капризной и изнеженной белоручкой, а «советский плебей» Тибо-Бриньоль — трудолюбивым и не чурающемся черной работы парнем: ворча и ругаясь, он все же взялся за иглу и сделал дело.

Илл. 28. Люда Дубинина и Николай Тибо-Бриньоль. Дочь крупного чиновника и сын политзека. Мог их словесный конфликт перерасти во что-то более серьезное, даже криминальное? Крайне сомнительно…

Хотя, конечно, правильнее будет сказать, что такими их показал автор дневника, а на самом деле все могло быть не столь однозначно. Для полноты картины, как говорится, «неплохо бы послушать начальника транспортного цеха». Но что имеем, то имеем.