Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

И человек, выбранный нами в качестве образца для сравнения, в первом приближении может показаться братом-близнецом Семена-Александра Золотарева. Разлученным в детстве близнецом, выросшим в отдалении, — и тем не менее повторившим жизненный путь брата вплоть до мелких деталей.

Судите сами.

Оба они, и Золотарев, и его «близнец», родились в 1921 году.

Оба попали на войну и прошли ее от и до, с 1941-го по 1945-й, и закончили в одинаковых званиях — сержантами.

Оба были награждены боевыми наградами.

Количество наград тоже совпадает — по четыре у каждого.

И ассортимент совпадает: один орден, три медали. Орден — у обоих — «Красная Звезда».

С медалями, правда, разнобой, не то совпадение получилось бы вовсе уж мистическое. У близнеца вместо медали «За оборону Сталинграда» — «За оборону Ленинграда», а вместо «За отвагу» — «За боевые заслуги». Ну, и «За победу над Германией» у обоих.

Войной совпадения не исчерпываются. Сходство послевоенных биографий тоже налицо.

Оба были родом из сельской местности, и, соответственно, обучались в сельских школах (качество обучения в которых с городским было не сравнить). К тому же за четыре года войны школьные знания наверняка вылетели из головы у обоих.

Тем не менее оба сумели-таки получить «на гражданке» высшее образование.

Совпадений выявлено вполне достаточно, чтобы признать: сравнение будет более чем корректным.

А вот дальше — развилка судеб и жизненных путей. «Близнец» Золотарева туризмом не увлекался. Ни горным, ни лыжным — никаким. И жизнь его не оборвалась до срока в засыпанном снегом овраге, была долгой и насыщенной, закончившись в 2000 году во вполне почтенном возрасте: много работал, получил в придачу к боевым немало трудовых наград, вырастил сына, успел порадоваться внукам…

Недоверчивый читатель может спросить: да где же автор сумел раскопать этакого «брата-близнеца», из какой параллельной, но очень похожей на нашу реальности вытащил двойника Золотарева?!

Все просто. Двойника звали Павел Сергеевич Точинов.

Это мой отец.

* * *

Замечание на полях.

На последующих страницах автор поневоле вынужден отказаться от академичного стиля изложения — от третьего множественного лица и от всех этих «как нам представляется» и «сейчас мы докажем».

Слишком о личном придется писать. И без местоимения «я», неуместного в серьезном научном исследовании, никак не обойтись.

Ну, извините.

* * *

Так уж получилось, что я поздний ребенок. Появился на свет, когда отцу было сорок пять. Что характерно, он тоже поздний ребенок — предпоследний сын в очень многодетной крестьянской семье, а крестьянки в те года рожали аж до пятидесяти: известно, что чем больше и чаще женщина рожает, тем позднее теряет к тому способность.

В результате между поколениями семьи зияет разрыв с Гранд-Каньон размером: мой дед по отцу родился на свет аж в 1880 году и умер почти за тридцать лет до моего рождения. С ума сойти, прадед мог быть крепостным… И был бы, если бы крестьяне села Покровское коллективно не выкупились у своего помещика задолго до отмены крепостного права.

Впрочем, вернемся к заявленной теме. К странностям и нестыковкам в биографии моего отца, которых не меньше, чем в биографии Семена-Александра Золотарева.

Начнем с самого начала. С даты рождения.

Сколько себя помню, во всех документах отца стояла дата рождения 25.09.1921 года. В паспорте, в правах — везде. Она же выбита на его могильном камне.

Но лет в пятнадцать или шестнадцать я узнал, по большому секрету: оказывается, отец на самом деле родился на два года позже.

Зачем, почему такая путаница с датами? — недоумевал юный я. И узнал, что в 1937 году, после смерти деда, семья осталась без кормильца. Была возможность снять хотя бы один лишний рот с шеи бабушки — прописать Пашку в Ленинграде, у замужней старшей сестры (Покровское — село пригородное, Северная столица неподалеку). Мешала одна загвоздка: прописаться можно было лишь с шестнадцати лет, при наличии паспорта.

Решили проблему просто: получили новую метрику взамен якобы утраченной, проставившись волостному писарю или кто там эти метрики выписывал, — и Паша единым росчерком пера стал на два года старше, благо был парнем рослым и вполне мог сойти за шестнадцатилетнего. И вот он, заветный паспорт, и вот она, ленинградская прописка.

А тем, кто пожелает обвинить семью Точиновых в жульничестве, в обмане родного советского государства, не мешает знать, что получил отец в придачу к паспорту и прописке. В качестве бонуса, так сказать.

Призвали его не в девятнадцать лет, а фактически в семнадцать. В морскую пехоту Краснознаменного Балтийского Флота. А вскоре началась война.

В июле 1941-го семнадцатилетний морпех Паша Точинов угодил в самую мясорубку — под Таллин. Вдумайтесь на минутку: по нынешним законам ему, в его неполные восемнадцать, нельзя было бы купить бутылку водки. Даже банку пива или хотя бы пачку сигарет — нельзя. Нельзя голосовать, нельзя жениться без разрешения родителей… Но послали их не за пивом — под танки группы «Север». Вспоминаю свои неполные восемнадцать — и не представить…