Отец выжил и вышел из окружения с остатками рассеченной надвое 8-й армии. И воевал до 45-го, с перерывами на лечение после ранений.
Таким образом, я знал, что у отца две даты рождения: официальная, 25.09.21, и реальная, ровно на два года позже. Маленький семейный секрет. Как позже выяснилось, не единственный. Далеко не единственный.
Но даже с этим первым небольшим секретом получалась интересная коллизия. При полном отсутствии контрацепции крестьянские женщины рожали часто, чуть ли не каждый год. И в семье Точиновых уже был один сын 1921 года рождения— старший брат отца Василий, родившийся в мае.
И вот ситуация: два родных брата (не сводных, не единокровных — целиком и полностью родных). Оба родились по документам в 1921 году — один в мае, другой в сентябре. Небывалая скорострельность в деле деторождения. Рекорд всех времен и народов.
Эх, вот бы попались документы обоих братьев, да в руки конспирологу Ракитину! Уж он бы выстроил версию на загляденье! Тут уже не КГБ дело пахнет, не ЦРУ и не Моссадом.
Инопланетяне с Сириуса. Или рептилоиды с Нибиру. Но в любом случае с трехмесячной продолжительностью беременности.
Однако коллизии не случилось. Василий с войны не вернулся, погиб на фронте — так что никто не удивлялся двум никак не стыкующимся датам рождения.
Но дело на этом не закончилось. После смерти отца даты его рождения начали размножаться, как амебы: митозом.
Разбирая доставшийся в наследство семейный архив, я обнаружил реликвию времен войны — старую, потрепанную красноармейскую книжку отца. Указанная в ней дата рождения изумила. 05 марта 1921 года. Как? Откуда? Красноармейская книжка — главный документ бойца, как паспорт у штатского человека. Почему в ней дата, не пойми откуда взявшаяся? Привычная картина мира пошла трещинами…
Шли годы. Архивы приоткрывались. Все больше оцифрованных документов попадало в Интернет. Нашлись наградные листы отца, но дело не прояснили. Там везде был указан год рождения — 1921-й — но без числа и месяца.
Наконец, стали доступны метрические книги Гатчинского уезда (вернее, так в обиходе называли по привычке книги записей актов гражданского состояния). И у отца появилась четвертая дата рождения. 17 сентября 1923 года. Не факт, что она истинная: запись сделана со слов деда. Исключительно с них. Пришел некто Точинов С. В. в подотдел записей актов гражданского состояния при Слуцком волисполкоме и заявил: родился у меня сын, назвали Пашей. Какие справки из роддома, вы о чем? На дому рожали, при содействии повитух, а те справок не выписывали. Фактически роды могли случиться и на день раньше заявленного, и на два, и на три. Кто бы стал проверять? Но в любом случае эта дата изначальная. Вся дальнейшая свистопляска записанных в документах годов, месяцев и чисел началась с неё.
Кстати. В конце жизни отец мог получить некую компенсацию за то, что восемнадцатый свой день рождения встретил в страшной мясорубке первых месяцев войны. Мог выйти на пенсию на два года раньше. Не воспользовался. После достижения официального пенсионного возраста отработал еще семь лет.
Но путаница с датами — это цветочки. Настоящий, без дураков шок поджидал меня при изучении боевого пути отца — не по его рассказам, а по документам в архивах. По всему получалось, что он никогда не служил в части, указанной им во всех анкетах и автобиографиях — в 1-й артбригаде Ленинградского фронта. Не служил и всё тут. Никаких следов его пребывания там. Полтора года непонятно где был и чем занимался.
Илл. 34. Документы отца, отличающиеся диким разнобоем в датах рождения: в красноармейской книжке — 05.03.1921 г., в аттестате зрелости, полученном после войны, — 25.09.1921 г., в метрической книге дата правильная (?) — 17.09.1923 г.
А в шок повергла одна строчка в личном деле из архивов Министерства обороны. Оказывается, эти полтора года отец провел не в 1-й артбригаде, а в плену или на оккупированной территории.
Вот это был реальный шок. Никогда, ни разу, ни пьяный, ни трезвый — ничего отец про плен не говорил. Ни слова. Ни намека. Я терзал память, перебирая все его рассказы о войне: нет, ни единого намека не припомнил. Провести полтора года в плену и за полвека с лишним ни разу ни словом не проговориться? А если там был не просто плен, а кое-что похуже? Часы, проведенные в размышлениях об этом, стали не самыми лучшими часами моей жизни.
Со временем все прояснилось. В плен отец не попадал. Но на оккупированной территории действительно провел полтора года (в шокировавшем документе и плен, и оккупация были объединены в одной графе). Провел в составе 1-й партизанской бригады Ленинградского фронта.
Тут есть одна тонкость. Партизаны Ленинградской области (Московской, кстати, тоже) — это не те канонические партизаны, что известны нам по книгам и фильмам. Не бойцы-окруженцы, не сумевшие пробиться на восток, не колхозники, взбунтовавшиеся против оккупантов. Это регулярные части РККА, перешедшие через линию фронта и действующие в немецком тылу. Местными жителями пополнялись, не без того. Но основа партизанских соединений ЛФ — красноармейцы регулярных частей.