Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Допущение здравое, но — не проходит. Спирт вполне официально числился среди походных принадлежностей — Дятлов вписал его в план похода, а туристическое начальство этот план завизировало и утвердило. Все легально: 0,5 литра спирта в составе походной аптечки.

Аптечкой у дятловцев заведовал как раз Юдин (пока не сошел с дистанции — затем он передал ее Колмогоровой). Так что он хорошо знал, что говорил: спирта не было, не сумели раздобыть.

Не было, а затем появился. Откуда?

После расставания с Юдиным дятловцы двигались исключительно по местам не населенным. Не у кого было ни купить спирт, ни выменять. Ну разве что, чисто теоретически, спиртоношу могли встретить.

Спиртоноши — профессия давняя, крайне рискованная и очень выгодная. Суть ее вот в чем: человек нагружался несколькими десятками литров спирта и отправлялся в тайгу. Там он снабжал огненной водой золотоискателей-старателей, получая взамен шлиховое золото. И охотников, забирая в уплату пушнину. В зависимости от местных условий, могли быть и другие клиенты: нелегальные добытчики платины, ломщики жадеита и т. п. Но все же главными объектами интереса спиртонош были золото и пушнина, особенно мех соболя.

Появилась эта профессия еще в дореволюционные времена и преследовалась царскими властями беспощадно, ибо коммерция та была криминальной по всем линиям, с какой стороны на нее ни взгляни. Монополия на торговлю спиртом принадлежала государству. Найденное старателями золото полагалось все, до крупинки, сдавать в золотоприемные конторы по фиксированной цене.

А аборигенов-инородцев (именно они служили главными поставщиками пушнины для спиртонош) запрещено было снабжать спиртным даже тем, кто приобрел право на торговлю алкоголем. Такая уж генетика у детей тайги и тундры — совершенно не приспособлены пить крепкие напитки. У русских много столетий шел естественный отбор: плохо переносящие спиртное быстро спивались и чаще умирали, не оставив потомства. Аборигены познакомились с огненной водой поздно, и она воздействовала на них как оружие массового поражения: от самых малых доз теряли адекватность и быстро становились запойными алкоголиками.

Ценные меха были важной доходной статьей российского бюджета, равно как и золото, — и царское правительство боролось со спаиванием их поставщиков, как умело. Есть сведения, что воинские команды и казенные егеря имели право стрелять во встреченных спиртонош сразу на поражение, без предупредительных выстрелов. Такого обращения, кроме спиртонош, удостаивались лишь хунхузы — китайские бандиты, просачивавшиеся через Амур и Уссури на российскую территорию. Даже беглым каторжникам сначала предлагали сдаться и лишь при отказе открывали пальбу.

Любопытно, что за океаном, на Аляске, власти самостоятельно пришли к тем же выводам и решениям: продажа спиртного индейцам и эскимосам категорически запрещалась. У Джека Лондона в романе-цикле «Смок Беллью» описана такая коллизия: индеец живет среди белых, полностью цивилизовался и ассимилировался, ест ту же пищу, носит ту же одежду, выполняет ту же работу, что и белые люди. А спиртное ему все равно не продают, отчего индеец страдает, и характер его портится. Приходится ему покупать огненную воду втридорога, из-под полы, и пить украдкой в одиночестве.

Советская власть тоже не жаловала нелегальных продавцов спирта, ее интересы в области золота и пушнины ничем не отличались от царских.

Да и контингент покупателей спирта был еще тот: платой легко могло стать не золото, а выстрел в упор из дробовика или карабина.

Легко понять, что в спиртоноши шли люди забубенные и отмороженные до ледяного звона. Но всё же шли. Тащились по тайге и тундре, нагрузившись канистрами, — когда на сотни километров вокруг нет ни одного магазина, цены можно устанавливать самые грабительские, и норма прибыли в этом бизнесе доходила до тысячи процентов. Некоторым везло — богатели, наращивали обороты, спирт возили уже сотнями литров — на вьючных лошадях или учагах, нанимали аборигенов в помощники, благо с теми расплатиться можно было товаром. Но и удачливые рано или поздно не возвращались из тайги, появилась даже новая криминальная профессия — охотники на спиртонош, — особенно развитая в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, где в спиртоноши шли обычно китайцы.

Разбогатеть в этом бизнесе удавалось лишь тем, кто снабжал самих спиртонош товаром и скупал у них добычу.

* * *

Могли ли дятловцы повстречать спиртоношу?

Теоретически могли. А на практике — крайне маловероятно. Куда бы этот гипотетический спиртоноша шел, к какой клиентуре?

Старательское золотоискательство к тому времени в Ивдельском районе захирело (подробнее об этом в следующих главах). Главным промыслом в районе стала лесозаготовка. Лесорубы, понятное дело, тоже не дураки выпить, но чем они расплатятся? Парой кубометров деловой древесины?

Тружеников лесосеки наверняка кто-то снабжал выпивкой: спрос всегда рождает предложение. Но бредущий по тайге с канистрами торговец-одиночка никак не вписывается в эти схемы.