Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Черные времена для семьи Тибо сменились очень черными. Вдова с маленьким Колей переехала к старшей дочери, жившей уже отдельно, в Кемерово, — но та особо помочь не могла, сама не барствовала, к тому же имела на руках своего ребенка — годовалую девочку. И старший сын, Владимир, помочь не мог: погиб на фронте в том же 1943-м…

Много десятилетий спустя старшая сестра Коли, Елизавета, вспоминала о жизни семейства Тибо:

«Несмотря на все трудности и лишения, в семье Владимира Иосифовича всегда господствовали доброжелательные отношения между всеми членами семьи, взаимная поддержка и исключительное трудолюбие. Труд был основой нашего благополучия и взаимоотношений — живя в Сибири, мы, дети, научились выращивать овощи, ухаживать за животными, запасать для них корм и др. Всему этому с доброй улыбкой и большим терпением научила нас наша мама. Живя примитивной крестьянской жизнью, мы много читали и стремились получить образование, мама во всём охотно помогала нам. Жизнь моих родителей можно было бы назвать ПОДВИГОМ».

Слово «благополучие» выглядит в этом контексте инородным телом, а слово «голод» не упомянуто, но между строк его можно разглядеть. Если дети инженера и педагога учатся «жить примитивной крестьянской жизнью», выращивать овощи и ухаживать за коровой — дела у них очень плохи.

Причем корова наверняка не своя: с коровой, дающей в день несколько литров молока, можно было прожить, не особо бедствуя. Но вдумаемся: городская семья (Осинники какой ни есть, а город) оказалась в деревне — им что, там дом с подворьем презентовали плюс скотину? Пустили пожить к кому-то, и дети отрабатывали жилье, за чужой коровой навоз выгребали — подростки Лиза и Вова и совсем маленький Коля.

Вот такое суровое и безрадостное детство было за плечами весельчака и балагура Тибо-Бриньоля.

Переезд в Кемерово имел существенный плюс: никто здесь Колю Тибо не знал, и он сумел начать биографию с чистого листа (мы помним, что в те годы людям сходили с рук большие вольности при оформлении документов). Учился в школе, вступил в комсомол — и нигде ни словом не упоминал, что он сын репрессированного по политической статье. «Отец инженер, умер в 1943 году», — писал он во всех автобиографиях и анкетах, избегая любых подробностей.

Умалчивая о темных пятнах в биографии, Николай сумел поступить в УПИ, куда в 1953 году детям «контры» хода не было — лишь в 1957-м, после знаменитой речи Хрущева на съезде и массовой реабилитации, двери вузов для них широко распахнулись. Распахнулись, да не для всех — Коля Тибо, будь известна правда о его биографии, не смог бы поступить в вуз даже на четыре года позже. Фигуранты дела Промпартии под реабилитацию не попали, та коснулась в основном коммунистов, пострадавших в 1937–1938 годах, во время Большого террора. А классово чуждых вредителей из Промпартии реабилитировали лишь в 1989–1991 годах.

Так что Николаю Тибо-Бриньолю и в годы хрущевской оттепели приходилось держать язык за зубами и тщательно следить за каждым словом. Балагурил, веселил других — и ни на минуту не забывал о строжайшем самоконтроле.

Мог ли при таком бэкграунде Коля Тибо действительно быть борцом за дело строительства коммунизма? Искренне ли выступал на комсомольских собраниях?

Крайне сомнительно.

У Коли имелись и другие причины относиться к советской власти более чем прохладно. Двое его родственников (родной дядя и муж тетки) были белыми офицерами, служили у Колчака — и угодили в жернова Большого террора, а в те годы «врагам народа» уже не отмеривали детские сроки, как во времена Промпартии. Обоих расстреляли, тетушка пошла по лагерям.

Но был ли шутник и весельчак Коля диссидентом, на что порой намекают дятловеды? Расшатывал ли устои политическими анекдотами и шуточками, исполнял ли сатирические куплеты о Хрущеве, засевающем Заполярье кукурузой?

Тоже более чем сомнительно.

Не для того Коля Тибо поднялся с самого дна, чтобы погореть на такой ерунде. Зиновьев сообщал, что у Тибо хранились в общежитии «запрещенные книги», но не конкретизировал, какие. Политический самиздат? Забугорная антисоветчина от эмигрантского издательства «Посев»?

Позже выяснилось: никакой антисоветчины. Хранилась у Коли дореволюционная научная монография по сексологии с многочисленными илюстрациями весьма откровенного содержания. Шуточка о «профессоре любовных наук Тибо» из дятловского «Боевого листка» приобретает новый смысл, не так ли?

Создается впечатление, что Николай был достаточно аполитичен. Старался любой ценой вырваться со дна, куда его закинула сила обстоятельств, вернуться на то место в социуме, что занимали его предки в старые времена. И не более того.

Старался — но преуспел ли?

Казалось бы, вопрос глупый. Николай закончил институт, получил заветное высшее образование, голод и нужда навсегда остались в прошлом, впереди открывался широкий и светлый путь…

На деле все было иначе. Есть веские основания считать, что зимой 1958/59 годов черная полоса в жизни Тибо-Бриньоля продолжалась.

* * *