– Я, понимаю, – продолжил он с нарастающей в словах и жестах театральностью, – вы можете сказать, что Санкт-Петербургский банкир – преступник, объявленный в международный розыск и, убежав из-под следствия, он лишился моральной возможности кого бы то ни было обвинять и разоблачать. И с этим нельзя не согласиться, но именно на это и рассчитывала Морозовская банда. Министр давно считает правоохранительные структуры своим собственным оружием наказания неугодных, а офицеров спецслужб – бультерьерами, готовыми по первой команде кинуться на любого, пахнущего деньгами, человека. Что? Вам интересно, как ко мне попали эти документы? – Глеб посмотрел на табличку с цифрой восемь, желание договорить с президентом, заставило его спускаться по лестнице ещё медленнее. – И вы хотите знать, кто я такой? Извольте, мне давно хочется рассказать всё, что крутится в моей голове и действительно волнует. Вернёмся в август 1991 года – я работаю на Чукотке, в райкоме партии. Молодой, наверное, глупый и неопытный, но точно честный, трудолюбивый и полный желания отдавать все силы своей стране. Но Борис Ельцин, став Президентом России, приостанавливает деятельность КПСС, то есть распускает ту самую партию, из которой сам и пришёл в политику. «Раз» – сказал я себе тогда, поняв, как легко переступил этот человек через мораль и принципы. Декабрь 1991 года, Борис Ельцин, Президенты Украины и Белоруссии в Беловежской пуще подписывают соглашение о создании союза трёх независимых государств, не получив полномочий от Верховных Советов. «Два» – сказал я себе, когда увидел, что соблюдение законов и Конституции являются обязанностью только простых людей. А «три» наступило сразу, как только я узнал подробности событий, произошедших сразу после подписания Беловежского соглашения. С. Шушкевич, Президент Белоруссии, никак не мог дозвониться до Горбачёва М. С., который присутствовал на каком-то совещании. Зато Борис Ельцин набрал тогдашнего Президента Америки Джорджа Буша, и бодро отрапортовал, что нет больше Советского Союза. Сказал, что нет больше страны, с которой долгие годы все виды иностранных разведок вели холодную войну, нет больше коммунистического режима и ненавистной ленинской партии, он радовался сам и очень хотел обрадовать «Дядю Сэма», надеясь получить за этот подвиг большую «буржуинскую» медаль. Поэтому… – Глеб остановился, словно действительно разговаривал с человеком, стоящим напротив него, сделал небольшую паузу, подобрал слова для заключительной фразы и, повысив тональность продолжил: – Когда моё терпение досчитало до трёх, а голова поняла, как легко лидеры предали наше общее прошлое в угоду своих должностей и привилегий, как легко построенное нашими отцами и матерями стало чьей-то собственностью, как миллионы русских, оставшись за пределами России, стали не нужны своей стране, потому что жили в республиках СССР, я собрал чемоданы, и со всей семьёй уехал на Кипр. Улыбаетесь! Считаете: убежал от проблем и сейчас со всей язвительностью собираю компромат. Посмотрите вот это мой старый заграничный паспорт… – Глеб достал из внутреннего кармана документ и раскрыл его. – Тут нет свободного места. Шутливо я называю эти странички дипломом о моём жизненном образовании. Тут Африка, Индия, Китай, Ливан, Арабские Эмираты, Афганистан и везде я жил и работал, как русский человек. Я был русским, когда сидел в Намибийской тюрьме; когда с оружием бегал по самым дальним провинциям Анголы с единственной целью – заработать денег; был русским, когда напивался, вернувшись живым домой; когда лежал в больницах; когда не приносил домой денег; когда уходила жена, измеряющая счастье достоинством купюры; когда всё рушилось и исчезало; когда от обид и разочарований скрипела на зубах эмаль и текли слёзы. Но эти годы и испытания изменили меня до неузнаваемости… – Глеб почувствовал, как задрожал его голос, и как искренность и правда завладела его грохочущим сердцем. – Я уже не могу быть бедным. Желание красиво и обеспеченно жить взяло надо мной верх. Сейчас наш разговор вошёл в стадию правды, а так, как тут никого кроме нас нет, – Глеб обвёл взглядом лестничный пролёт, – а вы сохраните мои слова в тайне, могу честно вам всё сказать. Весь собранный на Морозова компромат и моё рвение в наказании министра обуславливается не желанием избавить родину от казнокрада и мошенника, а самым банальными и меркантильными ежемесячным пополнением моего банковского счёта. Вот, – Глеб с досадой прищёлкнул языком и пошёл дальше вниз по лестнице, – вся моя правда, весь мой порыв честности и все мои мысли о кривохождении по жизни.
Открывая тяжёлую дверь парадного подъезда, он ещё всеми мыслями был в разговоре с Президентом, но глаза, искавшие Лену, сразу обратили внимание на полицейские машины с включёнными мигалками, бегающих с оружием силовиков и двух разложенных прямо на снегу мужчин в наручниках за спиной.