Её внимание привлёк пограничный городок, рядом с которым проходит тракт, ведущий к горной границе, где служит лэр Больдо. Она знала, что его служба длится девять месяцев, а в этот раз его вызвали раньше, и получалось, что он проторчит почти год у горной гряды. Злате не хотелось отдавать детей, но держать их в захолустье рядом с собой было бы преступлением. Обстоятельства изменились столь сильно, что теперь она вредит их будущему, и это не оправдать любовью. Она решила для себя, что к концу времени генеральской службы отправится по тракту и привезёт ему сыновей. Он поедет в столицу вместе с мальчиками в отпуск, а она… об этом лучше не думать, потому что её жизнь будет окончена.
Как только Злата разобралась с маршрутом и определилась с конечной целью, сразу легче стало планировать ближайшее будущее. Она задержалась в небольшой деревне, расположенной недалеко от злополучного городка, что оставил ей и малышам столько неприятных воспоминаний, и заказала для многоножки полозья. Для хорошо оплачивающей работу лэры полозья принесли через полчаса, сняв их с обычных саней — и началась потеха для всей деревни.
Забавная лэра принялась учить ходить многоножку на лыжах. Сначала она колдовала, чтобы прилепить полозья к ножкам экипажа. Каждая нога присасывалась к деревянной плоскости, но лэру что-то не устраивало и она, пыхтя и ворча, отрывала ногу от полозины с громким чпоком и, что-то замерив, снова ставила её.
Эти звуки и привлекли первых свидетелей её деятельности. Ещё лэра смешно разговаривала со своим экипажем, как будто он живой.
«Подними ножку, ну что тебе, сложно?» — просила она или ругалась: «Ставь ровно или защекочу!»
Это всё было забавно, но самое весёлое началось, когда она поставила все ноги экипажа на полозья, ещё раз поколдовала, чтобы закрепить их, и велела ему чуть проехать. Экипаж стоял неподвижно, тогда она залезла в него и дёрнула поводья. Многоножка собралась перебирать лапами, но из-за полозьев лишь бестолково раскачалась, оставаясь на месте.
Молоденькая лэра выпрыгнула и начала учить свою повозку определению правых и левых ног. Через пару минут она привлекла к себе на помощь не только своих детей, но и деревенских.
— Правая! — командовала лэра и все ребята постукивали по правым ногам экипажа.
— Левая! — другая группа детей стучала по левым.
— Хорошо, теперь, соблюдаем осторожность. Все правые ноги вверх!
Ребята чуть подталкивали толстенькие гибкие столбики вверх и с третьей попытки до экипажа, видимо, дошло, что требует хозяйка и куда следует направлять щедро даримую ею энергию.
Как только научили многоножку одновременно поднимать правые и левые ноги, невзирая на полозья, пришло время показать, как катиться.
Злата решила показать на своём примере и, стоя на чужих лыжах, старательно объясняла, одновременно показывая основы движения. Толка не было никакого. Многоножка с удовольствием поглощала всю поступающую к ней энергию, но эффекта было ноль.
— Мама! — закричал раскрасневшийся Иржи. — Она же тебя не видит!
Злата стукнула себя по лбу: устами младенца глаголет истина!
— Нарисуй ей глазик! — добавил младший и все дети загалдели, выясняя, поможет ли это.
Встав перед многоножкой, Злата отметила середину и принялась фломастером рисовать большой глаз. Она уже поняла, что больше развлекает детей, чем делает дело, но пока других мыслей не было, надо пытаться. Оставлять многоножку и покупать лошадей с телегой для неё не выход. В конце концов, научили же они все вместе различать экипаж, где право и лево? Так что пусть не говорят здешние мастодонты магии, что её подход не имеет смысла!
Глаз у художницы получился большой и красивый. Злата влила ещё энергии, представляя, как моргает глазик, и когда он выполнил то, о чём она думала, то единственная разумная мысль была о том, почему она не нарисовала пару нормальных глаз?
Все свидетели оживления рисунка ликовали. Взрослые были хуже детей, норовя потрогать моргающий глаз и убедиться, что он их видит. Дальше учили глазастую дурынду двигаться на полозьях всей деревней. Энтузиазм местных зашкаливал. Дурында интенсивно вращала любопытным оком и впитывала всё, чему учили: подмигивать, строить глазки, простите, глазик, щурить его, отвечать «да» двойным быстрым помаргиванием, и отзываться на Дурынду.
— Да что же это такое, отойдите от неё! — вскипела Злата.
— Лэра, вы бы ей ротик нарисовали, мы бы угостили барышню, — попросил один из деревенских.
— Вы с ума сошли? Какая она вам барышня?
— Тык, видно же, глазик какой красивый, кокетливый! Да и имя у неё женское, — особенно Злату поразил последний аргумент.
— Вы не кипятитесь, лэра, сядьте внутрь и попробуйте проехаться, она вам покажет всё, чему научилась, — посоветовал один бородач, который стоял на лыжах ради обучения многоножки.
В свете последних изменений экипажа слова «всё чему научилась» беспокоили, но лыжник прав. Злата забралась внутрь и чуть тронула поводья — и ничего. Все стояли вокруг, не шевелясь, даже дышали через раз.
— Вы к ней обратитесь по имени, может, она обижается?