Дорога к себе

Официальный прием в отличие от домашнего праздника блистал украшениями, открытыми платьями женщин и светскими разговорами. Ласайента старалась не зевать, чтобы не расстраивать счастливых родителей, и перетанцевала со всеми мужчинами, вероятно мстя мужу за прошлые грехи, о которых тот давно забыл, а ночью долго лежала в ванне и стонала, растирая уставшие ноги:

— Боги, еще и праздник Победы на днях.

— Черти будут, — Сантилли присел на край ванны и брызнул в жену водой.

Та презрительно фыркнула:

— И что особенного? Вот если бы ты джина притащил, я бы еще подумала.

Сегодня вечером у нее будет первый официальный выход в свет: первое настоящее бальное платье, не золотое, конечно, как она когда-то мечтала, а открытое темно-зеленое, туфельки на каблучках, великолепная прическа, роскошные украшения и танцы. Четыре года затворничества: книги, фехтование, упражнения для памяти, когда-то показанные драконом, снова книги и уроки, уроки, уроки. История миров, география, искусствоведение, этикет, философия, риторика, генеалогия… Она должна быть великолепной и неотразимой, она должна затмить всех, чтобы они оба поняли, как ошиблись когда-то, отвергнув ее. Ерунда, разумеется, лезет в голову, но так хочется независимо пройтись перед потрясенными юношами, небрежным кивком дав понять, что их заметили.

«Как была пустоголовой, так и осталась ею, — девушка по возможности равнодушно оценила свое отражение в настенном зеркале, кокетливо повела плечиком и, не удержавшись, показала язык своему двойнику, продолжая изображать из себя избалованную светскую даму. — Немного глупости добавляет обаяния и шарма к образу Дуры Великосветской».

Придворные дамы уже осыпали ее комплиментами (но им и положено), и даже отец, пришедший за ней, удовлетворенно кивнул. Принцесса едва успела сделать вид, что поправляла локон перед зеркалом, внутренне смеясь над собственным ребячеством. Настроение у нее было изумительно прекрасное, не смотря на сильное волнение, и вряд ли его могло что-нибудь испортить. У нее прекрасные подруги, они должны ее понять и простить долгое молчание, потому что, в конечном счете, она старалась не для себя.

Первое время Амира злилась на них и принцев, рисуя в уме, как она…. Чушь, разумеется, получалась, пока одной дождливой и тоскливой ночью ей вдруг не вспомнились слова Арвина: «Хочешь быть первой, принцесса, купи учебники или ты никто даже в кровати».

«Ах, так, — размазывая слезы по щекам, твердила она. — Значит, чтобы в постели правильно отвечать на вопросы?». Но буквы складывались в слова, которые быстро теряли смысл за нагромождением книжных строк, и принцесса все больше убеждалась, что так и останется никчемной куклой, не способной ни на что.

Девушка едва ли не с истериками заставляла себя вникать в идиотские с ее точки зрения науки, задалбливая как скворец понятия, абсолютно ничего в них не понимая, но из ослиного упрямства не желая обращаться за помощью ни к отцу, ни к брату. Она сама…. Она всем докажет…. Как обычно.

Спасибо пожилому дворцовому библиотекарю, заметившему ее мучения и посоветовавшему сходить к его старинному другу. Через неделю метаний между высокомерным презрением к низшим и желанием добиться своего любой ценой, здравый смысл одержал первую в ее жизни победу, и у принцессы появился настоящий наставник и друг — слепой восьмидесятилетний ученый. Человек, сохранивший необычайную для его возраста память и ясность ума. Именно он заставил ее постепенно изменить кое-какие взгляды на жизнь и заинтересоваться искусством, заодно заразив увлечением к психологии и философии.

Настоящую беседу с ученым она еще не осилит, но уже разбирается во многих (если честно — некоторых) вещах и не боится показаться глупой, уточняя непонятные ей детали.

Принцесса последний раз посмотрелась в зеркало и повернулась к отцу, так и оставшемуся стоять у открытых дверей.

— Жаганрад из дома Лунной Радуги, — Хаарланд отступил в сторону, пропуская в покои дочери высокого сорокалетнего мужчину с темно-русыми волосами до плеч, — он будет сопровождать тебя.

Воин подготовился к выходу в свет со всей доступной ему роскошью: хрустела черная кожа штанов и безрукавки, переливался «мокрый» шелк синей рубахи, струился по плечам бардовый плащ, сверкали драгоценные камни на мече, наручах и аграфе.

Амира растерялась: отец Турайи будет на празднике демонов? Но зачем? Напомнить подруге о прошлом? Примириться? Ужалить больнее?

«Дом! — осенило ее. — Он хочет вытребовать у нее наследственные права на дом Лунной Радуги! Стать его полноценным хозяином».

— Папа, — осторожно начала она.

Но отец резко оборвал дочь:

— Ты готова?

Первый выход в свет моментально потерял все свое очарование, в который раз напомнив, что она всего лишь пешка в игре под названием «Борьба за власть».

«Прекрасно, поиграем, — разозлилась принцесса и покорно присела в заученном реверансе. — Надо начать изучать хотя бы упрощенное горбе, если я хочу уметь думать и просчитывать ходы».

Жаганрад набросил на ее открытые плечи белое кружево накидки и поставил локоть.