Дорога к себе

      – Чем вас расстроил наш самый знаменитый? Надеюсь, он не поставил вам какой-нибудь умопомрачительный диагноз?

      Оля мысленно взмолилась, чтобы появился Иван Ярославович и избавил ее от ненужных ухаживаний, и тот, будто услышав ее мольбу, нарисовался на пороге.

      – Извините, Олечка, что прерываю вашу милую беседу, но не могли ли мы отправиться домой? – он предупреждающе посмотрел на ее собеседника, сердито сдвинув брови.

      Оля тотчас встала, взяла Лизу за руку, и, попрощавшись со всеми, вышла в коридор вместе с Иваном Ярославовичем. Михаил, несколько ошарашенный молчаливым выговором академика, смотрел им вслед, чуть приоткрыв рот.

      Едва они вышли, Михаил спросил у коллег:

      – Это что за старикан?

      – Не что, а кто. И, вообще, знаменитостей надо знать в лицо. Неужели ты академика Захарова не знаешь? – дама в накрахмаленном белоснежном халате посмотрела на него, как на недоумка.

      – Так это академик Захаров? Слышать слышал, одна из моих бывших подруг, студентка универа, уж очень пугливо о нем отзывалась. Я-то думал, она преувеличивает, мягко говоря, а теперь вижу, что нет. У меня от его взгляда до сих пор нервы дребезжат.

      – Он хороший человек. Многим помогает. Но поперек дороги ему лучше не становиться.

      – Не понял. Как поперек дороги? Ольга что, его подружка, что ли?

      Врачи переглянулись. Многие кое о чем догадывались, но делиться своими догадками с молодым прохиндеем не желали.

      Наконец кто-то нехотя заметил:

      – Тут уж скорее наш Петров заинтересован, чем Захаров.

      Михаил мигом смекнул.

      – Ясно. Если хочу здесь работать, то лучше к ней не подходить. Верно?

      – Ну, почему же здесь? Везде. – Ехидно уточнила все та же накрахмаленная дама. – Целее будешь.

      Практикант уныло покачал головой.

      – Намек понял. Как хорошо, что у нас полным-полно прекрасных дам! – и он нахально подмигнул вошедшей в ординаторскую симпатичной медсестре. Та сделала вид, что не заметила столь явного предпочтения и строго возвестила:

      – Виталий Владимирович просил всех задействованных готовиться к операции!

      Народ зашумел и начал строем выходить из ординаторской. Несчастный голодный анестезиолог, в который раз за день пытавшийся съесть купленный им в местном буфете пирожок с мясом, покорно положил недоеденный кусок на тарелку, засунул в холодильник и вышел вместе со всеми.

      Михаил сумрачно пробормотал им вслед:

      – Как солдаты на плацу! Блин, и зачем я выбрал эту дурацкую профессию? – Выглянув в окно, увидел садившихся в такси Олю и академика, и сам себе указал: – Вот так, голубчик! Не в свои сани не садись, а то побьют!

      В это время Иван Ярославович спрашивал у спутницы:

      – Я не ошибся, посчитав, что этот юный обольститель вам здорово надоел?

      Она согласилась:

      – Не ошиблись.

      Он удовлетворенно констатировал:

      – Значит, я недаром поторопился. Мне, кстати, навстречу Петров спешил, ничего ему сказать не успел, у него опять операция. Признаться, я сегодня грешным делом случайно подслушал разговор медсестер, стоял рядом. Они на пациентов, как вы знаете, обращать внимания привычки не имеют. Чувствуешь себя предметом обстановки, чем-то вроде стула, но порой это чрезвычайно полезно. Так вот они говорили, что Петров несчастен в браке. Не знаете, почему? Мне Василиса очень нравится. Есть в ней что-то чрезвычайно располагающее.

      Оля покраснела. Что отвечать?

      Академик вновь проявил крайнюю проницательность, мирно заметив:

      – Похоже, вы прекрасно знаете, в чем тут причина? Наверняка есть кто-то еще, к кому многоуважаемый мною Петров неравнодушен? И вы этого кого-то, или, вернее, какую-то, очень хорошо знаете?

      Ольга покраснела еще больше, но нашла в себе силы ответить просто и с достоинством:

      – Знаю. Это я. И я уверена, что и вы это знаете.

      Иван Ярославович умудрено улыбнулся.

      – Конечно, знаю. Было бы странно, если б я дожил до восьмидесяти лет и остался таким же балбесом, что был в юности.

      Оле ужасно не хотелось говорить на столь щекотливую тему, и она поспешно перевела разговор:

      – О, я уверена, вы и в молодости никогда балбесом не были!

      – Не был, не был, – учтиво согласился академик, – это я для красного словца. Но я понял, говорить вы о Петрове не хотите. Ладно, не будем. Хотя я, должен заметить, от всей души ему сочувствую. Он человек достойный и порядочный, попавший в непростую жизненную ситуацию. И на вашем месте я был бы к нему снисходительнее. Кто в жизни не делал ошибок? Наверное, только тот, кому посчастливилось умереть во младенчестве.

      Оля не считала раннюю смерть удачей, но возражать не решилась. Ей казалось, что Иван Ярославович и без того знает о ее жизни слишком многое.