Дорога к звездам

Пока шло обсуждение — оно сводилось к тому, что члены бюро ломали головы над тем, как бы растолковать упрямому Сивкову невыполнимость его предложения, — Глазков все более заражался идеей достройки Дворца. Но им руководили иные мотивы. В поселке непрерывно прибывал народ, хотя очень много молодежи ушло на фронт. Однажды вечером Марк Захарович заглянул в клуб и был приятно удивлен: там оказалось полно. Молодежь пела песни и танцевала. И как ни было трудно в цехе, трудно с питанием, жильем, одеждой (да и с чем только не было трудно!) старый деревянный клуб не вмещал всех желающих отдохнуть. Война не заглушала песни, не наводила уныния. Песня! С ней люди идут на смерть, на подвиг!

Среди многих десятков новых многоэтажных жилых домов поселка причудливое здание клуба, похожее на барак, выглядело нелепым, оно торчало, как бельмо на глазу.

А разве труженики комбината не нуждались в настоящем отдыхе? И меньше всего для этой цели подходил клуб с единственным зрительным залом, в котором было сыро и холодно. Танцы устраивались в фойе. Пол там шатался под ногами. С низкого потолка осыпалась известка.

Дворец был нужен, как хлеб, как снаряды, как выступление артистов на фронте. И главное — строительство Дворца уже было начато. Из окон квартиры Глазкова открывался вид на серый дощатый забор, за которым среди холмов мусора и кирпича возвышались красные кирпичные стены. Их едва успели поднять над землей до половины первого этажа. Оконные перемычки напоминали разрушенную колоннаду среди древних раскопок. В строительство уже вложены сотни тысяч рублей. Все это будет теперь подвергаться разрушительному действию времени.

— Здравствуйте, Марк Захарович!

Глазков очнулся от размышлений. Подняв голову, он узнал Бориса Сивкова.

— А, беглец, здравствуй, — приветствовал он Бориса. — Как работается на новом месте?

— Ничего, Марк Захарович, не плохо. Уже наружную кладку доверили. Норму даю, запросто.

— Молодец, Сивков. Постой… Сивков? Так это не твой ли родственник в строительном тресте работает?

— Ага. Мой дядя.

— Так, так, так… По его стопам пошел?

— Ну, нет, дядя тут ни при чем. У меня своя дорога.

— Только что на бюро обсуждали его проект достройки Дворца культуры. И, знаешь, очень толково сделано. Светлая голова у Николая Поликарповича. Он настоящий художник. А ты чего усмехаешься? Проект отклонили: некому заниматься достройкой.

— Ну и правильно сделали.

— Однако смотрю я на тебя и думаю: зря проект отклонили.

— Как так?

— Да очень просто. Ты комсомолец?

— Ясное дело.

— Сегодня сильно устал?

— Ничего, изрядно. Кому мало, могу поделиться.

— А если бы тебе сейчас дали срочное задание выложить эдак еще сотни четыре кирпичей?

Борис сдвинул кепку на глаза.

— Ну, если уж очень срочное…

— Так вот — дядин проект в твоих руках. Ишь, глаза раскрыл. На стройке сколько гавриков вроде тебя? Тысячи! Что вам стоит три, четыре часа отдать на Дворец? А тут еще и комсомольцы нашего комбината поддержат. Выход? — Выход.

Марк Захарович и сам обрадовался: как этого сразу не сообразил? Молодежи только подскажи — горы своротит.

А Борис хлопал глазами, открыл рот от удивления. Последнее время он всячески избегал встречи с дядей, хотя словно нарочно попадал ему на глаза. Он не мог не заметить происшедшей перемены со своим бывшим опекуном, но вовсе не думал разбираться в ее сути. Совесть так и не простила Борису украденных когда-то вещей. Пусть поневоле, но все-таки он был вором. И каждая встреча с дядей воскрешала в нем эти унизительные воспоминания.

Слова Марка Захаровича оглушили Бориса. Строить Дворец! Да тут наплевать и на дядю. У юноши сперло дыхание, не зная, куда девать руки, пришедшие в движение, он то засовывал их в карманы, то поправлял кепку, ощупывал пуговицы. Глазков словно указал ему цель жизни — выстроить такой красивый Дворец, чтобы весь город ахнул!

— Я… я подумаю, Марк Захарович.

— Давай заранее по рукам, Борис.

Юноша и начальник отделения пожали друг другу руки. Борис долго смотрел в темноту, которая поглотила невысокую, медлительную фигуру Глазкова.

С кладкой у него, Бориса, идет очень неплохо. Давно ли он работает на стройке? И двух месяцев не прошло. А ему уже поручают самую сложную работу. Конечно, с одной стороны, это потому, что все равно другому поручить некому, но с другой стороны, десятник все же хвалит его за быстроту, за умение.

На площади стало безлюдно, перестали хлопать двери кабин, часы на водонапорной башне показывали без семи час. Семь минут — целая вечность! Очень хотелось есть, так хотелось, что Борис поеживался от боли под ложечкой. Его смена закончилась в восемь часов, вот он уже пятый час бродит по поселку. Можно было бы успеть съездить домой поужинать, так нет же, ноги сами несут его к проходным комбината.

В час ночи над комбинатом взвыл могучий бас гудка, возвестивший конец смены. Снова захлопали двери проходных кабин. Но теперь народ выливался наружу, темнота поглощала людей, как перед тем выпускала их на площадь.