Дорога к звездам

— Вот, — сказал он, выхватывая книгу с полки и швыряя ее на стол перед самым лицом Якова. Книга соскользнула бы на пол, не подхвати ее Иван Матвеевич. — Капитальный труд достопочтенного сэра Томсона. «Строение атома». Первая, так называемая статистическая модель. Кругленький шарик ядра, вокруг которого расположены кругленькие неподвижные шарики-электроны. Все это похоже на мертвый застывший кристалл. — Евгений Борисович затянулся, выпустил струйку дыма, прищурил один глаз. — Дальнейшие наблюдения в прах разрушили кристаллоподобную модель атома. Физики вынуждены были посадить каждый электрон на орбиту и заставить его вращаться на ней, как Земля вращается вокруг Солнца. Вот! — Турбович швырнул Якову вторую книгу. — Нильс Бор, планетарная модель атома. Увы! Это оказалось только временным рецептом. Чтобы объяснить еще многие явления, ранее не замеченные, пришлось допустить вращение плоскости самой орбиты да еще вокруг не одной, а двух осей. Страдания облегчились, но ненадолго. — На стол последовало сразу две книги. — Появилась волновая и квантовая механика атома. Оказывается, уже мало всех вращений электрона, нужно, чтобы он ко всему прочему обладал свойствами волны. 6 какой же траектории может тут идти речь? Попробуй разыщи электрон. Его нет, он превратился в туманное электронное облако. На что же ты собираешься воздействовать, Яков? Твой расчет кристалла исходит из вполне определенного расположения электронов, а для этого следует возвратиться к сэру Томсону. Э?

Яков сжал зубы и отвел глаза в сторону. Все, что говорил Евгений Борисович, было чистейшей правдой.

— Однако давай сделаем допущение, что электрон не размытое облако, а строго определенная материальная частица и что вращается она по строго определенной орбите. Для создания твоих фантастических кристаллов потребуется целая серия экспериментов, на основе которых ты должен видеть, знать, какие процессы происходят при взаимодействии твоих полей с частицами атомов. Э? А что значит видеть, знать? Это значит производить замеры. А с помощью какого же мерительного прибора это сделать? Самый точный и самый чувствительный прибор тоже состоит из атомов и электронов. Электроны непременно будут взаимодействовать с электронами. Ты понял мою мысль? Никакое измерение не даст тебе правдивой картины перестройки кристалла. В тех экспериментах, которые ты намереваешься вести, ты уподобишься слепому, решившему изучить расположение созвездий. Хе-хе, Яков! Не очень весело, не так ли?

Да, Яков хорошо понял, что хотел сказать Турбович. Неоспоримость его доводов поразила молодого человека. Возразить было нечего. В самом деле, о каких измерениях в атоме вести речь, если их производить самими же атомами?

Яков стиснул ручки кресла. Доводы Турбовича рушили все здание, созданное им с таким трудом. Рушились все замыслы.

Евгений Борисович подошел к Якову и положил руку на его плечо.

— Вся беда в том, — сказал он, — что ты, связав себя с миром атома, с миром неопределенностей, гипотетических теорий, поставил перед собой слишком конкретные, слишком практические задачи. Ну, поскольку ты уж так настойчиво ломишься в мир атома, то изволь познакомиться с книгой в темно-синем коленкоровом переплете. — Это Гайзенберг. Он скажет тебе много такого, чего ты не сможешь найти ни у одного нашего отечественного автора. Знаешь, кто такой Гайзенберг? И, пожалуйста, не обижайся на меня, Яков. Я не захотел оставлять тебя в блаженном неведении. А откровенность, что ж… знаю, не всегда приятна.

Растерянно извинившись за отнятое время, Яков забрал свои тетради и в сопровождении безмолвного Ивана Матвеевича вышел из кабинета Турбовича.

— Примерно вот так же было и со мной, — сказал Пащенко. — Я чувствую себя перед Евгением Борисовичем как школьник. Он в атомной физике — колосс, я говорил вам.

— Угу… — отозвался Яков.

— Может быть, поднимемся ко мне? Посидим еще, потолкуем?

— Нет, пойду. Прежде все сам обдумаю.

Яков вышел на улицу. Только дойдя до угла квартала, он вспомнил, что пришел не один. Но Любы в садике уже не было.

— Ушла одна, — с испугом подумал Яков. — Ох уж и отругаю…

Надвигалась ночь. Синева неба становилась все темнее. Нагретый за день воздух оставался неподвижным.

15

К удивлению Яши, Любы дома не оказалось.

— Ничего себе, — рассердилась Анна Матвеевна, — увел жену в таком состоянии и где-то бросил.

— Да что ты, мама, как я мог ее бросить? Я попросил ее подождать, а она взяла и ушла. Наверно, она у Антонины Петровны, это же рядом с оптическим институтом.

— Так чего же ты стоишь? Беги к Антонине Петровне.

У Антонины Петровны Любы тоже не было. Перепуганный Яков рассказал, что случилось, и Антонина Петровна сразу засобиралась.

— Куда вы? — спросил Яков.

— Не знаешь куда? — вспылила теща. — Туда, где детей рожают.

— А… зачем?

— Ох, какой он бестолковый! — Любина мама невольно рассмеялась. — Да где же еще теперь может быть Люба? Проворонил жену… тетеря.