Дорога к звездам

И опасение, что кто-то прежде него построит первый космический корабль, еще больше подстегивало Якова. Он очень торопился получить свой жаропрочный ядерный сплав.

Его возбуждение действовало заражающе не только на Пащенко и Гобермана. В цехе молодежь с восторгом приняла идею создания необыкновенного сплава. Яков, как изобретатель-самоучка, стал пользоваться известностью. В глазах Якова, в его движениях, в замыслах сквозила смелость и дерзость. Как же молодежь могла оставаться к нему равнодушной?

И установка была изготовлена в такой короткий срок, на какой не мог рассчитывать и сам Яков. Ее собрали по узлам и перенесли в плавильное отделение еще до приезда Глазкова.

Хотя бы теперь Якову следовало остыть, прийти в себя, прежде чем начать первую экспериментальную плавку. Он и сам это понимал, но только ничего не мог поделать с собой. Его еще могли бы сдержать Пащенко и Гоберман, но те тоже горели нетерпением.

…Плавка шла около четырех с половиной часов. Мощные электромагнитные и электростатические поля за это время должны были расшатать атомы в кристаллах, выбить прочь электроны и сдвинуть друг к другу ядра, соединив их в один общий гигантский кристалл, в необычайно плотный кусок сплава.

Остывание шло тоже под действием полей.

Почти семь часов провели в ожидании Яков, Пащенко, Гоберман. Наконец тигель сняли с установки. Небольшой слиток в пятьдесят три грамма, еще пышущий жаром, разбили на отдельные кусочки, бросили их в воду. Пащенко трясущимися пальцами схватил один из кусочков и стал рассматривать его на свету.

— Структура обычная, — глухо сказал он, — но это невооруженным глазом. Нужно посмотреть, как изменилась микроструктура.

Исследования первого опытного образца с помощью рентгеноскопии, на стилоскопах, на оптических установках не дали даже малейших намеков на принципиально новое строение кристаллов. Это был обычный сплав с обычными, хорошо известными механическими и термическими свойствами.

19

Их начинали считать друзьями. Якова часто видели беседующим с Турбовичем. Глазков был уверен, что Евгений Борисович помогает Якову разобраться в неудачах, преследующих троих соратников.

Впрочем, так думал и сам Турбович. Он искренне переживал неудачи Якова. Сплав не получался, и Евгений Борисович мог дать самую торжественную клятву в том, что сплав никогда не получится. Его приводило в отчаянье упрямство Якова, ничего не желавшего слышать в противовес своим исследованиям. А ведь соображения Турбовича вытекали непосредственно из квантовой механики Гайзенберга и Бора. Неоспоримым доводом служили и все его собственные изыскания на протяжении двух десятилетий.

Работу, начатую Якимовым, Пащенко и Гоберманом, обсуждали в многотиражной газете, о ней горячо спорили на комсомольских собраниях. Сплава ждали с нетерпением и любопытством.

Война между тем все дальше отодвигалась на запад. Уже был отбит город-герой Севастополь. Обратилась в обломки «новая линия Маннергейма», и Красная Армия устремилась на Выборг. Война приближалась к границам фашистской Германии.

А сплав не получался.

Долгие вечера Якимов, Пащенко и Гоберман проводили за обсуждением новых вариантов плавильной установки, за обширной программой экспериментов. Теперь Яков больше молчал, думал, прислушиваясь к спору Гобермана и Пащенко. Где-то в самой глубине души зародилось сомнение, но не сомнение в идее задуманного, нет, а в принципе, на котором создавалась установка. Не хватало чего-то очень важного, может быть, основного. Но чего?

Может быть, прав Турбович, предсказывая неизбежную неудачу? Нет, миллион раз нет! И все-таки… Яков тщательно скрывал от друзей свои сомнения, гнал их прочь.

Иногда в конструкторское бюро заходил Глазков. Он останавливался у чертежных досок и, прислушиваясь к спору, разглядывал наколотые на них чертежи.

Он все откладывал разговор с Турбовичем: хотелось прежде самому разгадать, в чем секрет неудач Якимова и его товарищей. Как специалист-металлург, он понимал, что замыслы Якова пошли значительно дальше тех проблем, которые стоят перед металлургией сегодня. Яков пошел не просто нехожеными путями, он отваживался заглянуть в такие дебри, которые многие исследователи обходили сторонкой, считая их уделом далекого будущего.

Смелость Якова подкупала, но Марк Захарович побаивался, что именно излишек этой самой смелости, уверенность, бьющая через край, и, как следствие, поспешность приводят к неудачам, ослепляют экспериментаторов.

Прежде чем начать большой разговор, Глазков считал необходимым дать Якову произвести как можно больше опытов. Кто знает, может быть, Яков сам найдет свою ошибку.

Наступил, наконец, день, когда Пашенко и Гоберман уговорили Якова устроить короткую передышку. В этот день Турбович пригласил Якова взглянуть на новые книги, которые прислали ему друзья из Москвы. Придя к нему на квартиру, Яков увидел на письменном столе и на стульях еще не разложенные по полкам новейшие переводы Эйнштейна, Дирака, Планка, Бора, различные журналы на английском языке.