Дорога к звездам

Проводив Катю до дому, он, вместо того чтобы спросить: «Когда встретимся?», небрежно бросал: «Пока, до завтра» — и, насвистывая, пускался в обратный путь. «О чем я буду с ней говорить? — спрашивал он себя уже не в первый раз. — Она увидит, что я скучнейший человек, и пошлет меня ко всем чертям».

Катя действительно недоумевала: «Что за парень Сивков — под руку не берет, как вдвоем останемся, так на него молчанка нападает».

Когда же по дороге из цеха к проходным Борис вдруг покинул Катю и принялся глазеть на строительство компрессорной, девушка всерьез обиделась. Она даже решила, что просто в тягость Борису. Он ей нравился, но уж не настолько, чтобы она могла приносить ему в жертву свое самолюбие.

Единственное, на что был способен Борис, это мечтать о Кате. По ночам, перед тем как заснуть, он принимался выдумывать необыкновенные приключения. На Катю напали хулиганы и он спешит ей на помощь, «запросто» разделываясь с обидчиками. Или вот они вдвоем оказались в лесу, на охоте. На Катю бросается разъяренный зверь, но меткий выстрел Бориса опережает его прыжок. Мысленно Борис обнимал Катю, осыпал поцелуями. Он придумывал для нее ласковые слова.

Но теперь к этому примешалось еще одно, безотчетно тревожащее.

Прошло еще несколько дней. В ожидании Якова Борис вышел из цеха на заводской двор. Начиналась весна. Солнце согнало снег с асфальтированных пролетов, только на газонах еще слезились грязные бесформенные кучи. Было довольно тепло. Борис расстегнул пальто, подставил грудь ветру и стал насвистывать.

— Здорово, орел, — сказал ему остановившийся рядом мужчина.

Борис взглянул на него и узнал десятника, который предлагал ему таскать кирпичи.

— Привет.

— Ты здесь работаешь? — десятник кивнул на двери литейного цеха.

— Ага.

— Коптилка. То ли дело у нас — свежий воздух. — И, подмигнув, неожиданно предложил: — Давай мы из тебя каменщика сделаем.

Борис усмехнулся. Еще, чего: уйти от товарищей, от привычной работы. Была нужда.

— Шутишь? — Борис сдвинул кепку на самые глаза. Но десятнику было не до шуток — людей нехватка, хоть разорвись. А работу требуют без всяких скидок: война. За невыполнение так трясут, что только зубы лязгают. На строительство народ идет с большой неохотой, все норовят в цеха, где одинаково тепло и зимой и летом. Да и заработок в цехе больше, работа куда интереснее.

Вышел Яков. С ним были Люба и Катя. Забыв о десятнике, Борис зашагал рядом с Катей.

— Какой день замечательный! — сказала Люба. — Предлагаю пешком.

— Правильно, — поддержала ее Катя, — а то в трамвае теснота, косточки трещат.

Обходя широкие лужи талой воды, молодые люди направились вдоль шоссе. Рабочий поселок, через который лежал их путь, почти не строился. Только три начатых еще перед войной дома были в строительных лесах. Их решили довести до конца, потому что некуда было девать эвакуированный в Южноуральск народ.

И Борис к неудовольствию Кати опять начал «зевать» по сторонам. Снова его привлекла четкость линий выросших уже до пятого этажа домов. Они отличались от прочих зданий поселка. Их строили с особой любовью. Если бы их отделать розовым мрамором… Борис вздохнул. Видение было настолько реальным, что он замотал головой.

— Укусил кто-нибудь? — спросила Катя и залилась смехом.

— Да, — ответил Борис, — отодвинься, пожалуйста, подальше.

Катя надула губы. А Борис вдруг вспомнил предложение десятника. Он оглянулся на дома, которые уже остались позади. Да ведь это замечательно — укладывать кирпич к кирпичу, видеть как из-под твоей руки поднимается стена и ты поднимаешься вместе с нею! Там, где был пустырь, вдруг оказывается новый дом или цех.

Всю остальную дорогу Борис молчал. Он думал, опустив голову и не слушая, о чем беседуют его друзья. Ему нужно было время, чтобы совершенно четко сформулировать свое желание. Борис знал, что покажется смешным с таким маленьким, нелепым намерением. Ему самому было как-то не по себе. Лезет дурь в голову, да и только. То ли дело Яков, тот настоящие дела делает. Он у самого Андронова авторитетом пользуется.

Потребовалось еще две недели, прежде чем желание было произнесено вслух. Дома за ужином Борис отважился посоветоваться с Яковом. Яков застыл с поднесенной ко рту ложкой супа.

— Вот тебе раз! — удивился Яков. — Разве в отделении не интересно?

— Интересно.

— Ну?

— А что ну? Ты хочешь на Луну лететь, так тебя никто не отговаривает.

— Посмотрите-ка на него: война идет, мы за каждый килограмм стали бьемся, а он что задумал — из цеха удирать!

Яков взглянул на отца, ища у него сочувствия. Филипп Андреевич покачал головой.

— Ты не прав, Яков, — сказал он. — В желании Бориса нет ничего зазорного. Кроме вашей борьбы за сталь, идет строительство новых заводов.

— Ясно? — обрадовался Борис.

— Ему просто на свежий воздух захотелось.

— Ну, это ты брось!

У Бориса от обиды дернулись губы, он решительно отодвинул от себя тарелку с супом и встал. Лицо его стало злым и холодным, глаза сузились, ноздри задвигались от учащенного дыхания.